А.Н.Островский. Шутники
Картины московской жизни, в четырех действиях
Москва, ГИХЛ, 1959, Собрание сочинений в десяти томах, т. 3
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, декабрь 2004



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

П а в е л  П р о х о р о в и ч  О б р о ш е н о в, отставной чиновник.
А н н а  П а в л о в н а, 25-ти лет |
В е р о ч к а, 17-ти лет                } дочери его.
А л е к с а н д р  П е т р о в и ч  Г о л ь ц о в, очень молодой человек, чиновник.
Ф и л и м о н  П р о т а с ь и ч  Х р ю к о в, богатый купец, 60-ти лет.
Н е д о н о с к о в   |
Н е д о р о с т к о в } молодые люди, одетые по последней моде.

Небольшой садик, направо крылечко и окно дома; прямо забор; в нем, рядом с домом, калитка; налево забор. Под деревом круглый стол и несколько стульев.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Анна Павловна сидит у стола с работой и Павел Прохорович Оброшенов сходит с крыльца.
В руках у него лист бумаги и чернильница с пером.

О б р о ш е н о в. Ну, секретарь мой, пиши!
А н н а  П а в л о в н а. Что прикажете?
О б р о ш е н о в. Пиши: "В сем доме отдаются три комнаты в мезонине, о цене узнать от хозяина оного дома". Пиши крупнее! Что ты будешь делать! Пятую записку срывают. Уж теперь повыше прибью, не достанут. Вот так! Вот хорошо, разборчиво. Теперь всякий прочтет. Ну, а прочитают, может и наймут. Сама ты посуди, четвертый месяц квартира пустая стоит; а ведь она шесть рублей в месяц ходит; а шесть рублей для нас деньги. (Подымает руку с запиской.) Если ее вот так прибить, можно будет прочесть?
А н н а  П а в л о в н а. Можно, папенька.
О б р о ш е н о в. А ты читай, читай!
А н н а  П а в л о в н а. Да ведь я сама же и писала.
О б р о ш е н о в. Нужды нет, а ты все-таки читай!
А н н а  П а в л о в н а (читает). "В сем доме отдаются три комнаты в мезонине, о цене узнать от хозяина оного дома".
О б р о ш е н о в. Ну да, от хозяина; хозяин сейчас покажет комнаты, уговорит, умаслит. Хе, хе, хе! Вот! у нас и наймут, вот мы и богаты. Другой, может быть, давно ищет квартиры, ну, бедный человек какой-нибудь ходит по улицам, ему и нужно три комнаты, а записки на воротах нет, сорвана, он и не знает, что здесь отдается, и идет мимо. Нет, уж теперь кончено! Как поймаю, сейчас к квартальному сведу.
А н н а  П а в л о в н а. Кто же это, папенька, срывает?
О б р о ш е н о в. Соседи, соседские ребята, богатых отцов дети озорничают. То ли еще они делают! От них проходу нет по улицам: понаделают трубок, через забор на прохожих водой брызгают; краской шляпы мажут; женщинам к платкам записочки прикалывают. А отцы только утешаются на своих чадов.
А н н а  П а в л о в н а. Или утешаются, или бьют чем ни попало.
О б р о ш е н о в. А поди жаловаться, над тобой же насмеются. "У тебя, видно, говорят, такой же ум-то, как у ребенка. Мол - глуп, ну и балует; вырастет, умнее будет, перестанет баловать". Только неправда это, Аннушка, неправда! Умней они не бывают. Я сорок лет здесь живу, всех знаю; вырасть - вырастут, и рукой его не достанешь, а ум все тот же. А то вот одному недавно стал жаловаться на сына; а он мне что сказал! "Я, говорит, до семи бед коплю, у меня положёное, это еще третья. Как семь бед сделает, так отстегаю". А другой говорит: "Ты служил?" - "Служил, говорю". - "Отчего ж на тебе кавалерии нет? Кабы была кавалерия, никто б тебя не посмел тронуть; значит, ты сам виноват". Вот с ними и толкуй! Да и жаловаться-то нельзя. "Ты, говорят, все с претензиями, ты неспокойный сосед, ты претендент!" Аннушка, какой же я претендент! Какой я претендент! Ну, и терпишь, потому что ссориться с ними нельзя, кушать будет нечего. Мы от них же крохами побираемся. Поссорься с одним, с другим, так и придется зубы на полку положить. А вот я со всеми в ладу, я все больше шуточкой, шуточкой, а где так и поклонами. Оно точно, что на тебя как на шута смотрят, да зато кормимся.
А н н а  П а в л о в н а. Папенька!
О б р о ш е н о в. Что, дочка?
А н н а  П а в л о в н а. Неужли нельзя обойтись без этого?
О б р о ш е н о в. Без чего? Без шутовства-то?
А н н а  П а в л о в н а. Да, папенька, без унижения. Нам жалко вас.
О б р о ш е н о в. Не жалко вам, а стыдно за меня, стыдно, вот что. Ты думаешь, я не вижу? Вижу, Аннушка, давно вижу.
А н н а  П а в л о в н а. Вы, папенька, в таких летах! Мы вас так любим. Нам с сестрой хотелось бы, чтобы вас все уважали.
О б р о ш е н о в. Мало ль чего нет! Где уж нам! Какое уважение! Были бы сыты, и то слава богу. Не до жиру, дочка, не до жиру, быть бы живу!
А н н а  П а в л о в н а. А каково смотреть-то на вас!
О б р о ш е н о в. Ну, что ж делать-то! И рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты, может, думаешь, что я всегда такой был? Ну, нет, брат. Смолоду я сам был горд. Как еще горд-то, Аннушка! Ужас как горд! Как женился я на вашей матери да взял вот этот домишко в приданое, так думал, что богаче да лучше меня и людей нет. Фертом ходил! Ну, а там пошли дети, ты вот родилась, доходов стало недоставать, надобно было постороннюю работишку искать; тут мне форс-то и сбили. Сразу, Аннушка, сбили. Первое дело я сделал нашему соседу, и дело-то небольшое: опеку ему неподходящую дали, надо было ее с рук сбыть! Обделал я ему это дело, позвал он меня да еще секретаря с чиновниками из суда в трактир обедом угощать. И какой чудак, право ведь чудак! Сидит, ничего не говорит, весь обед молчал; только посидит-посидит да всей пятерней меня по волосам и по лицу и проведет. Ах ты, батюшки мои! Что ты будешь с ним делать? Я было в амбицию. Только тут один чиновник, постарше, мне и говорит: ты обидеться не вздумай! Ни копейки не получишь: он не любит, когда обижаются. Нечего делать, стерпел: ну и принес жене три золотых; а не стерпи я, так больше пяти рублей ассигнациями бы не дал. Много я после с него денег перебрал. Вот так-то меня сразу и озадачили. Ну, а потом, как пошел я по делам ходить, спознался с богатыми купцами, там уж всякая амбиция пропала. Тому так потрафляй, другому этак. Тот тебе рыло сажей мажет, другой плясать заставляет, третий в пуху всего вываляет. Сначала самому не сладко было, а там и привык, и сам стал паясничать и людей стыдиться перестал. Изломался, исковеркался, исказил себя всего, и рожа-то какая-то обезьянья сделалась.
А н н а  П а в л о в н а. Ах, папенька!
О б р о ш е н о в. Что "папенька"! А ты, дочка, не суди! Вот кабы я паясничал да пропивал деньги-то, вот тогда бы я был виноват. А то я деньги-то домой носил, все до копеечки. Делового народу, ученого тогда меньше было, наш брат, горемыка-подьячий, был в ходу, деньги так и огребали. Много ли я тогда получал, знаешь ли? Тысяч шесть ассигнациями. Ого-го-го! Вот оно что! И теперь еще все говорят, что у меня много денег, что я их спрятал. А ты знаешь, есть ли у меня деньги. Ваша мать хозяйка была отличная, дома у меня рай был. На стороне, в людях, я шут, я паяц; а ты меня дома посмотри! Тут я отец семейства, жену мою все уважали, дети - ангелы. Эка важность, что меня шутом зовут! Ты и не жалей меня, Аннушка! Я таковский! Что я такое? Дрянной старичишка, никуда негодящий! Пускай смеются, коли им нравится, мне все равно. Они смеются, а я, как птица в гнездо, таскаю, прибираю свое гнездышко да детей кормлю. Для меня только ты да Верочка на свете и людей-то, больше я и знать никого не хочу.
А н н а  П а в л о в н а. Мы оба с вами, папенька, для одной Верочки живем.
О б р о ш е н о в. Избаловали мы ее с тобой. Хе-хе-хе! Вот теперь и нянчись с ней!
А н н а  П а в л о в н а. Да как же не баловать-то ее! Она такая милочка. Кого же нам с вами и любить-то, как не ее? больше некого. А ведь кого-нибудь надо любить, без этого жить нельзя.
О б р о ш е н о в. Ну да, само собой. (Делает серьезную мину.) А что ты скажешь насчет жениха? То есть насчет Саши?
А н н а  П а в л о в н а. Кажется, хорош.
О б р о ш е н о в. Хорош, хорош. Это я сам нашел. Ну уж и хлопот было. Трудно нынче хорошего-то найти. А ей нравится?
А н н а  П а в л о в н а. Ведь она еще ребенок. Кто же ее знает; кажется, нравится.
О б р о ш е н о в (таинственно). Хожу я это по судам-то, приглядываю; ходил долго; вдруг вижу, мальчик такой смирный сидит. Я стороной узнавать. Говорят, сирота; поведения, сказывают, хорошего, воспитывался у матери в строгости; с приказными не водится, по трактирам не ходит. Его-то, мол, нам и нужно. Познакомился, да вот дело и вышло. Ведь хорош?
А н н а  П а в л о в н а. Хорош, папенька.
О б р о ш е н о в (таинственно). Руки просил третьего дня. Я было отнекиваться стал - нарочно; так в слезы: умираю, говорит, от любви.
А н н а  П а в л о в н а. Что же вы?
О б р о ш е н о в. Ну, я и рад; велел с Верочкой поговорить. О приданом не заикается. Денег бы, говорит, нужно мне рублей триста. Ну, денег, говорю, не припасено для тебя. Дом, говорю, вам купил в две тысячи, вот и будет с тебя, а денег ни копейки. А я и дом-то, Аннушка, нарочно купить поторопился; не хватало денег, так призанял; потому деньги они могут истратить, люди еще молодые; а дом-то им на всю жизнь. Очень приставал об деньгах: я, говорит, вам после отдам; ну, да нет, так где же взять? Самому до крайности нужны, да нет, и занять не у кого. Я понимаю, на что ему нужны деньги. Ему на свадьбу, перед товарищами хочет себя показать. Так нет, брат, шалишь! На мотовство денег, хоть бы и были, так не дам. Нам пышности не нужно: чем скромнее, тем лучше. Коли понадобится что к свадьбе, так, говорю, у казначея вперед возьми, - не откажет. Говорил он с Верочкой или нет?
А н н а  П а в л о в н а. Нет еще.
О б р о ш е н о в. Так сегодня скажет. Да неужто она спит до сих пор?
А н н а  П а в л о в н а. Нет, должно быть, встала.
О б р о ш е н о в (у окна). Верочка!

Голос Верочки за сценой: "Сейчас, папаша! Я одеваюсь".

Ну как же, есть мне время тебя дожидаться! Высунь сюда рыльце! (Верочка выглядывает из окна, он ее целует.) Не спи долго, жениха проспишь! (Идет к калитке и читает.) "В сем доме отдаются три комнаты в мезонине".

Входит Гольцов.

А, Саша, здравствуй! Верочка! Саша пришел! (Уходит.)

Верочка за сценой: "Подождет, я еще не причесана!"


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Анна Павловна и Гольцов.

А н н а  П а в л о в н а. Садитесь!

Гольцов садится.

Что вы скучный такой?
Г о л ь ц о в. Дела плохи-с.
А н н а  П а в л о в н а. Стыдитесь! Разве женихи скучают?
Г о л ь ц о в. А вы уж знаете?
А н н а  П а в л о в н а. Сейчас папенька сказывал.
Г о л ь ц о в. Он-то меня обнадежил; не знаю, как Вера Павловна!
А н н а  П а в л о в н а. Это вы ее-то боитесь?
Г о л ь ц о в. Не то что боюсь, а как-то робко. Ну, как Вера Павловна мне откажет!
А н н а  П а в л о в н а. Быть не может.
Г о л ь ц о в. Дай-то бог! Смелости у меня нет, боюсь с барышнями разговаривать, очень я неловок.
А н н а  П а в л о в н а. Ведь разговариваете же вы?
Г о л ь ц о в. О пустяках разговариваю, а как сказать, что влюблен?
А н н а  П а в л о в н а. Ничего, не робейте! Это не так страшно, как кажется. Только и горя у вас?
Г о л ь ц о в. Нет-с. Никак не могу денег достать, а мне очень нужно.
А н н а  П а в л о в н а. На что вам?
Г о л ь ц о в. Этого я не могу вам сказать-с; а только до зарезу нужны, хоть живой в гроб ложись.
А н н а  П а в л о в н а. Живете вы аккуратно...
Г о л ь ц о в. Очень аккуратно-с, и в трактир никогда не хожу.
А н н а  П а в л о в н а. Много ли вы в год жалованья получаете?
Г о л ь ц о в. Уж теперь полные триста рублей получаю.
А н н а  П а в л о в н а. Чего ж вам еще?
Г о л ь ц о в. Не стал бы я напрасно говорить-с. Ей-богу, нужно-с, а достать негде.
А н н а  П а в л о в н а. У нас теперь тоже нет; мы сами нуждаемся.
Г о л ь ц о в. Да верно ли это-с?
А н н а  П а в л о в н а. Что верно ли?
Г о л ь ц о в. Что у Павла Прохорыча денег нет? Мне все говорят, что у него денег много, только он скупится, дать не хочет. А кабы он знал, какая мне надобность!
А н н а  П а в л о в н а. Как же вы можете сомневаться? Неужели мы вас станем обманывать!
Г о л ь ц о в. Вы меня извините-с! Есть у меня один случай, да не знаю, удастся ли. Тут, по соседству у вас, живут два молодые человека, очень богатые, они родственники. Недоносков и Недоростков.
А н н а  П а в л о в н а. Знаю.
Г о л ь ц о в. Обещали дать денег-с. Велели сегодня к ним завтракать приходить.
А н н а  П а в л о в н а. Вот и подите!
Г о л ь ц о в. Пойду; только надежды мало, люди-то пустые; вернее, что от них ничего не получишь. Что тогда делать! Куда мне деваться! Анна Павловна, скажите мне по совести, как перед богом, есть у Павла Прохорыча деньги? Меня что-то сомнение берет.
А н н а  П а в л о в н а. Как вам не стыдно! Перестаньте! Что вы!
Г о л ь ц о в (закрывая лицо руками). Ах, боже мой!
А н н а  П а в л о в н а. Что вы? Уж не плачете ли?
Г о л ь ц о в. Кабы вы знали, что у меня на душе!

Входит Верочка и закрывает ему глаза.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Анна Павловна, Гольцов и Верочка.

Г о л ь ц о в. Ах, Вера Павловна, это вы-с!

Верочка опускает руки.

Я и не слыхал, как вы вошли. (Целует руку.)
В е р о ч к а (целуя сестру). Что вы оба такие сердитые? Поссорились, что ли?
А н н а  П а в л о в н а. Какие ты глупости, душенька, говоришь! Из чего нам ссориться?
В е р о ч к а (Гольцову). Зачем вы так рано приходите? Не смейте так рано приходить!
Г о л ь ц о в. А вы зачем так долго спите?
В е р о ч к а. Оттого долго, что я очень люблю спать. Когда спишь, всё лучше, а проснешься, всё хуже.
А н н а  П а в л о в н а. Нельзя же всю жизнь спать, душа моя!
В е р о ч к а. Отчего же нельзя? Так бы все спали, всякий бы видел во сне, что ему хочется, все бы были счастливы.
А н н а  П а в л о в н а. Ты забываешь, душа моя, что надо кушать что-нибудь.
В е р о ч к а. Ничего бы этого не нужно.
А н н а  П а в л о в н а. А что ж тебе нужно?
В е р о ч к а. А вот что: чтобы все, кто кого любит, всегда были вместе. Вот бы я, папаша, ты, Александр Петрович всегда бы и сидели вместе в одной комнате.
А н н а  П а в л о в н а. Немного же тебе нужно.
Г о л ь ц о в. А разве вы меня любите?
В е р о ч к а. Вас? Да. Будто вы не знаете?
А н н а  П а в л о в н а. Почем же ему знать?
В е р о ч к а. Разве я вам не говорила? Так я вам скажу: я вас очень, очень люблю.
А н н а  П а в л о в н а. Какие ты глупости говоришь!
В е р о ч к а. Совсем не глупости. Как вас ваша маменька называла?
Г о л ь ц о в. Саша.
В е р о ч к а (шепотом). Саша, Саша! (Громко.) Саша!
Г о л ь ц о в. Что вам угодно?
В е р о ч к а (смеется). Нет, это я не вас. Я вас не могу так называть. Это я про себя. А вы меня любите?
А н н а  П а в л о в н а. Скажите, что нет.
Г о л ь ц о в. Зачем же я буду лгать? Уж я лучше им правду скажу.
А н н а  П а в л о в н а. Да разве с ней можно серьезно разговаривать? А впрочем, говорите, пожалуй.
В е р о ч к а. Отчего же со мной серьезно нельзя разговаривать? Нет, вы говорите со мной серьезно! Я умею и серьезно разговаривать.
Г о л ь ц о в. Я вас тоже очень люблю-с и уж говорил об этом вашему папеньке и сестрице, теперь остается только вам сказать.
В е р о ч к а. Папаше говорили и сестре говорили, теперь мне говорите!
Г о л ь ц о в. Да-с, я и желаю с вами говорить! Я просил у папаши руки вашей, он мне велел к вам обратиться.
В е р о ч к а. Как? Что такое?
Г о л ь ц о в. Руки вашей прошу-с.
В е р о ч к а (задумчиво). Нет, не надо.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, вот видите!
Г о л ь ц о в. Зачем же вы, Вера Павловна, хотите меня сделать несчастным?
В е р о ч к а. Нет, нет, я не хочу, чтоб вы были несчастны!
Г о л ь ц о в. Так отчего же вы не хотите идти за меня?
В е р о ч к а. Нет, нет, ни за что не пойду! Вот еще! Зачем замуж идти? Я не хочу. Вы лучше так просто к нам приходите каждый день.
А н н а  П а в л о в н а. Вот и толкуйте с ней. (Уходя.) Не слушайте ее, она вздор говорит. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гольцов и Верочка.

Г о л ь ц о в. Может быть, вы не верите любви моей?
В е р о ч к а. Нет, верю.
Г о л ь ц о в. Или я сам вам не нравлюсь?
В е р о ч к а. Нет, нравитесь.
Г о л ь ц о в. Так отчего же вы не хотите меня осчастливить?
В е р о ч к а. Оттого, что не хочу.
Г о л ь ц о в. Ну, бог с вами! (Отходит к стороне.)
В е р о ч к а (про себя). Саша, Саша!
Г о л ь ц о в. Вы смеетесь?
В е р о ч к а. И не думала смеяться. Подите сюда! Что я вам скажу!
Г о л ь ц о в. Что вам угодно?
В е р о ч к а. Садитесь подле меня.
Г о л ь ц о в. Извольте. (Садится.)
В е р о ч к а. Если я соглашусь за вас идти замуж, тогда вы будете моим женихом?
Г о л ь ц о в. Да-с, сначала женихом, а потом мужем.
В е р о ч к а. Когда вы будете женихом, вы будете к нам каждый день ходить?
Г о л ь ц о в. Каждый день-с.
В е р о ч к а. Что же вы будете делать?
Г о л ь ц о в. То же, что и теперь-с.
В е р о ч к а. То же, что и теперь?
Г о л ь ц о в. Только тогда мы будем короче знакомы, я буду называть вас Верочкой.
В е р о ч к а. А еще что?
Г о л ь ц о в (смеясь). Целовать вас буду-с.
В е р о ч к а. Как целовать?
Г о л ь ц о в. Как? Известно, как-с. Приду и скажу: здравствуй, Верочка! И поцелую.
В е р о ч к а. Как?
Г о л ь ц о в. Да как же, право-с! (Конфузясь.) Вот так-с! (Целует ее.)
В е р о ч к а (помолчав). А говорить что будете?
Г о л ь ц о в. Буду называть вас ангелом, милочкой. Будем сидеть обнявшись.
В е р о ч к а. Как?
Г о л ь ц о в. Какие вы-с! (Обнимает ее.) Душенька моя, Верочка, я для твоего счастья жизни своей не пожалею!
В е р о ч к а. И мы всегда будем так?
Г о л ь ц о в. Всегда-с.
В е р о ч к а. Всю жизнь?
Г о л ь ц о в. Всю жизнь-с.
В е р о ч к а (с легким присутствием слез в голосе). Правду вы говорите?
Г о л ь ц о в. Как перед богом-с! Поверьте душе моей!
В е р о ч к а (несколько времени молчит, потом обнимает и целует Гольцова). Саша, я хочу быть твоей женой!
Г о л ь ц о в (целуя руку). Благодарю вас, Вера Павловна!
В е р о ч к а. Нет, не Вера Павловна, а Верочка.
Г о л ь ц о в. Ну, хорошо, Верочка! Ах, как я рад, как я рад! А потом ты не скажешь, что не хочу замуж идти?
В е р о ч к а. Нет, никогда теперь не скажу, никогда!
Г о л ь ц о в. Ну, Верочка, надо папеньке сказать! Ты меня извини, я тебя теперь оставлю на минуту. У меня еще дело есть. Я скоро приду. Прощай, Верочка! (Целует ее.)
В е р о ч к а. Прощай, Саша!

Входит Анна Павловна.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гольцов, Верочка и Анна Павловна.

А н н а  П а в л о в н а. Что она, все еще упрямится?
Г о л ь ц о в. Нет-с, она согласна. Позвольте, Анна Павловна, ручку поцеловать! (Целует руку.) Теперь мы скоро родные будем-с. Я, Анна Павловна, пойду, куда говорил-с! Если бы еще это удалось, я бы сегодня был совершенно счастлив-с.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, дай бог вам успеха. Прощайте!
В е р о ч к а. Прощай, Саша! (Целует Гольцова.)

Он уходит.

А н н а  П а в л о в н а. Верочка! Верочка! Это что еще за новости! Что-то скоро, моя милая!
В е р о ч к а. Я всегда его буду Сашей звать и целовать.
А н н а  П а в л о в н а. Понравилось?
В е р о ч к а. Да, понравилось.
А н н а  П а в л о в н а. Верочка, слушай, душа моя! Согласись сама, ведь это неловко.
В е р о ч к а. Нет, очень ловко. Не знаю, как тебе, а мне очень ловко. (У ходит.)
А н н а  П а в л о в н а (вслед ей). При мне-то нужды нет; только ты при чужих людях не вздумай!

Входит Хрюков, Анна Павловна кланяется ему.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Анна Павловна и Хрюков.

Х р ю к о в. А крыса приказная дома аль нет?
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, должно быть, в комнате. Я позову его.
Х р ю к о в (садясь). Мне ведь не родить: я и подождать могу. А может, тебе моя компания не нравится? Ну, уж позови отца, коль тебе противно со мной сидеть!
А н н а  П а в л о в н а. Нисколько не противно.
Х р ю к о в. Разве я не вижу, что ты нос-то отворачиваешь? Не красавец я, это что говорить!
А н н а  П а в л о в н а. Мне решительно все равно.
Х р ю к о в. Я вот прожил век и без красоты, стало быть без нее обойтись можно. Как ты об этом думаешь? А насчет того, что ежели полюбить меня, так это только стоит мне захотеть. За тем только и дело стало, чтоб мне захотеть. Вот и все!
А н н а  П а в л о в н а. Не понимаю я вас.
Х р ю к о в. Я не маленький, вашу братью хорошо раскусил: знаю, что вам нужно. Ты не сердись! Ты меня узнай прежде! Я человек дорогой, когда захочу мошной тряхнуть. Меня в те поры ничто не удержит, ни на кого не посмотрю! Про меня говорят, что я скуп; так это врут. Я для себя, для своего удовольствия, денег не жалел. Да ежели и теперь какая блажь в голову придет, тоже не пожалею.

Молчание.

Я молодца тут встретил, у ворот; у вас, что ль, был?
А н н а  П а в л о в н а. У нас.
Х р ю к о в (строго). А зачем он у вас был?
А н н а  П а в л о в н а. Он Верочкин жених.
Х р ю к о в. Писарек, должно быть, из суда, какой-нибудь плохенький? По обличью-то показывает. Так, что ли?
А н н а  П а в л о в н а. Да, он служит.
Х р ю к о в. Ну уж, я сейчас вижу, что за птица. Парнишка из себя не видный, гляди не каждый день досыта и ест-то.
А н н а  П а в л о в н а. Молод еще очень.
Х р ю к о в. Голь, надо полагать, непокрытая. Грабить еще не знает как. Где ему знать, как надо грабить! А вы за такого отдавайте, который грабить знает.
А н н а  П а в л о в н а. Зачем ему грабить? Он жалованье получает.
Х р ю к о в. А много ли?
А н н а  П а в л о в н а. Триста рублей. Да мы за Верочкой дом даем. Жить можно будет. Вот только бы ему теперь к свадьбе очень нужно деньжонок.
Х р ю к о в. А сколько?
А н н а  П а в л о в н а. Только триста рублей.
Х р ю к о в. Только! Шутила ты, что ли! Триста рублей! Ведь это по старому счету тысяча с лишком.
А н н а  П а в л о в н а. Конечно, у кого нет, тому и рубль дорог; а все-таки, по нынешнему времени, триста рублей небольшие деньги.
Х р ю к о в. А ты попробуй-ка их достать, так вот тогда и узнаешь, велики ли деньги. Вот пусть он, жених-то ваш, сунется к кому-нибудь просить: тогда и увидишь, что ему скажут.
А н н а  П а в л о в н а. Ведь ему нужда крайняя. Если б у меня были деньги, я, кажется, сейчас бы все отдала.
Х р ю к о в. Как нет-то денег, так все так рассуждают.
А н н а  П а в л о в н а. А если б мы у вас попросили? Что для вас значат триста рублей!
Х р ю к о в. Может, для меня и триста тысяч ничего не значат; а все-таки я не дам. Взаймы я не даю, на это есть процентщики. Тому принеси верный залог, так сколько хочешь денег даст. А ежели дать так, на бедность, так по триста рублей я тоже не подаю. Рубля три дам к празднику, к большому. Ведь ишь ты каторжный народ какой! Жалованья грош, деньжонок своих нет, а он жениться да на бедность побираться! Точно для него так у всякого деньги и приготовлены. Пожалуйте, мол, берите! Не нужно ли вам еще чего-нибудь? Оглашенные, право оглашенные!
А н н а  П а в л о в н а. Ему обещали дать.
Х р ю к о в. Как же, дадут! Держи карман-то! Обыкновенно посмеяться хотят, насмешку сделать.
А н н а  П а в л о в н а. Что же тут смешного?
Х р ю к о в. Да как же не смешно! Человек бегает по улицам, ищет триста рублей! Самому-то цена грош, а он воображает, что ему кто-нибудь триста рублей поверит. Как тут не смеяться! Это ужасно смешно! "Дайте триста рублей!" А сам-то ты много ли стоишь? Ничего! Вот увидишь, что над ним шутку какую-нибудь сделают. Уж очень способно, сам лезет.
А н н а  П а в л о в н а. Какую же шутку?
Х р ю к о в. Дураком поставят! Да и за дело! Не будь глуп, не смеши людей.
А н н а  П а в л о в н а. Он коли займет, так отдаст непременно
Х р ю к о в. Да, может, и отдаст; да кто ж поверит, что он отдаст. А ведь я было подумал, что он к тебе ходит.
А н н а  П а в л о в н а. Зачем ко мне?
Х р ю к о в. Зачем? Кто тебя знает? Я думал, уж не ты ль хочешь замуж идти, аль, может, так по душе пришелся.
А н н а  П а в л о в н а. Я замуж не пойду.
Х р ю к о в (подходит к ней). Не пойдешь? Что ты?
А н н а  П а в л о в н а. Нет, не пойду. Во-первых, уж я в летах; во-вторых, папеньку не захочу одного оставить. Верочка выйдет замуж, переедет от нас, с кем же папенька останется?
Х р ю к о в. Да, и не оставляй отца! Не оставляй! Что хорошего! Грех будет, грех! И живите тут скромненько, солидно.
А н н а  П а в л о в н а. Я и всегда так живу.
Х р ю к о в. Ну, и умница! умница! (Гладит ее по голове.) И чтоб не ходил к вам никто, особенно молодые люди, чтоб разговору не было!
А н н а  П а в л о в н а. Какой может быть про меня разговор!
Х р ю к о в. Ну да, ты скромная, умная девушка! Нешто я не вижу! А все-таки лучше. Нет, ты не ходи замуж, не ходи! Так лучше проживешь, я тебе говорю. А денег, что ты говорила, я дам. Отцу не дам и жениху не дам, тебе дам. Никому не дам, а тебе дам, в твои руки. Что хочешь, то и делай с ними. Я завтра зайду поговорить с тобой. Ну, вот и понимай, как хочешь!

Входит Оброшенов.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Анна Павловна, Хрюков и Оброшенов.

Х р ю к о в. Эй, ты, приказная строка! Мне тебя нужно, брат.
О б р о ш е н о в. Что нужно, батюшка, Филимон Протасьич? Батюшка, что нужно? приказывайте!
Х р ю к о в. Да ты полно по-сорочьи-то разговаривать! Дело есть.
О б р о ш е н о в. Приказывайте рабу вашему, приказывайте!
Х р ю к о в. Где ты пропадал? А вот теперь, видишь ты, мне некогда с тобой разговаривать. Ты забеги как-нибудь!
О б р о ш е н о в. Вы только вздумайте дома: "вот кабы Павел Прохоров пришел!" И посылать не надо. Вы только вздумаете, а я тут, тут, тут.
Х р ю к о в. Ах ты тетерев лохматый! Посмотри-ка в калитку, нет ли кого на улице?
О б р о ш е н о в. Зачем, батюшка, родной ты мой?
Х р ю к о в. Зачем? Ах ты голова с мозгом! А затем вот, чтоб не видали, что я у тебя был.
О б р о ш е н о в. Отец и благодетель! Да что ж я, прокаженный, что ли, какой?
Х р ю к о в. Эх! До старости ты, брат, дожил, а ума не нажил. Неужели кто подумает, что я к тебе хожу! Зачем я к тебе пойду, какие такие у нас дела с тобой! Нужно мне тебя, так только свистнуть стоит, ты и прибежишь как угорелый. Всякий это понимает. Вон что подумают! - видишь? (Показывает на дочь). Скажут: "Старый шут любовницу завел". А у нас народ какой? Сейчас на смех подымут. А для меня это мараль.
О б р о ш е н о в. Шутник, шутник, шутник! Я не сержусь. (Дочери.) И ты не сердись! Шутник, шутник! (Отворяет калитку.) Есть ли в поле жив человек? Ни души не видно.
Х р ю к о в. Ну, прощайте! (Идет к калитке.)
А н н а  П а в л о в н а. Прощайте!
О б р о ш е н о в (на ухо Хрюкову). Кукареку!
Х р ю к о в. Ах, ты! Провалиться тебе! Испугал как! Отец-то у тебя шут с гороху! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Анна Павловна и Оброшенов.

А н н а  П а в л о в н а. Лучше б он к нам не ходил.
О б р о ш е н о в. Что ты, что ты, бог с тобой! Он благодетель, кормилец наш. Случится, деньги все подойдут, взять негде, а это с нами часто бывает, я сейчас к нему, как в свой карман. Конечно, я ему после заработаю; да где ж ты теперь таких людей найдешь! Ты знаешь ли, сколько я у него по мелочам-то забрал? То-то оно и есть!
А н н а  П а в л о в н а. Отчего же он со мной так дурно обращается?
О б р о ш е н о в. Отчего? Оттого, что благодетель всему семейству. Как ты не понимаешь! А ты смейся! Вот как я. Он тебе скажет что-нибудь, а ты: хи-хи-хи да ха-ха-ха! Оно все легче, не так обидно.
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, мне что-то странно: он мне денег предлагал.
О б р о ш е н о в. Каких денег?
А н н а  П а в л о в н а. Давеча Александр Петрович говорил, что ему необходимо нужно денег. Я проговорилась при Хрюкове; он обещал дать мне: отцу, говорит, не дам, а тебе дам.
О б р о ш е н о в. Гм... Нет, брат, лучше не бери!
А н н а  П а в л о в н а. Я и не возьму.
О б р о ш е н о в. Они денег-то дадут, да потом не рад будешь жизни, что взял у них. Эх, благодетели, благодетели! А все-таки без них нам жить нельзя на свете. Уж разумеется, если б я был с состоянием, я б этого благодетеля к себе на порог не пустил. Однако пойти к нему; что ему там надо. Фрак надену для учтивости; вот, мол, как тебя уважают.

Уходят в дом. В калитку входят: Гольцов, выпивши;
Недоносков и Недоростков, заглянув в калитку и видя, что никого нет, входят.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Гольцов, Недоносков и Недоростков.

Н е д о н о с к о в. Ты, Саша, не робь!
Н е д о р о с т к о в. Валяй, значит, да и кончено дело!
Г о л ь ц о в. Я робею? Никогда! Я сейчас ему все...
Н е д о н о с к о в. Что тебе занимать? Ведь отдавать надо будет.
Н е д о р о с т к о в. Мы бы дали, слова не сказали; да зачем у чужих, когда у него много?
Н е д о н о с к о в. Он тебя надуть хотел.
Н е д о р о с т к о в. Да не на того напал. Ты ведь, Саша, голова!
Н е д о н о с к о в. Еще бы Сашу-то обмануть! Да тот трех дней не проживет, кто его обманет.
Н е д о р о с т к о в. Сашка плут!
Г о л ь ц о в. Нет, уж меня не надуешь! Шалишь!
Н е д о н о с к о в. Он видит, что ты влюблен, ну и прижимает.
Н е д о р о с т к о в. Он воображает, что на дурака напал.
Н е д о н о с к о в. Ты ему прямо: давай, мол, денег; а то так и не надо. У него денег много, он сам сказывал.
Н е д о р о с т к о в. У меня, мол, другая невеста есть, и шабаш.
Г о л ь ц о в. Да, ишь вы разгулялись! Чтоб я Верочку-то оставил? Да никогда!
Н е д о н о с к о в. Да что - Верочка, Верочка! Ты поедем с нами; мы тебе такую невесту, значит, покажем... на редкость.
Г о л ь ц о в. Не поеду.
Н е д о р о с т к о в. Съедят, что ль, тебя? Ты погляди только! Примут как! Первый сорт.
Г о л ь ц о в. Да ну, хорошо.
Н е д о н о с к о в. А ты, Сашка, бедовый!
Н е д о р о с т к о в. Уж я тебе говорил, что парень - нашего поля ягода. Ты скорее, мы ждем.
Н е д о н о с к о в. Еще б ему стаканчик!
Н е д о р о с т к о в. Нет, в самую припорцию. У меня на это размер верный: в самый раз.

Уходят.

Г о л ь ц о в. Он думает, что я влюблен, а как же мне? У меня такая крайность!.. Где ж я?.. Я не могу.

Входят Оброшенов и Анна Павловна.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Гольцов, Оброшенов и Анна Павловна.

О б р о ш е н о в. А, Саша, друг любезный, ты здесь?
Г о л ь ц о в. Я за деньгами.
О б р о ш е н о в. Что?
Г о л ь ц о в. За деньгами.
О б р о ш е н о в. За какими деньгами?
Г о л ь ц о в. Какие деньги? Ха-ха-ха! Триста рублей.
О б р о ш е н о в. Что?
Г о л ь ц о в. Триста рублей.
А н н а  П а в л о в н а. Молчите! Что вы! Завтра я вам, может быть, денег достану; а теперь ступайте домой!
Г о л ь ц о в. Завтра! Значит, правда, что у вас есть деньги. Завтра! Нет, это дудки!
А н н а  П а в л о в н а. Перестаньте! Ступайте домой!
Г о л ь ц о в. Оставьте, пожалуйста, я с вами не разговариваю.
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, что с ним сделалось?
О б р о ш е н о в. Саша! Саша! Не надо, не надо! Всякие шутки прочь! Ты еще молод, молод, любезный!
Г о л ь ц о в. Да-с, обмануть хотели. Он влюблен... без денег возьмет, а у вас денег много... Пожалуйте денег, а не то...
О б р о ш е н о в. А то что? Ну, что? говори.
Г о л ь ц о в. Не надо ничего... вот и все...
О б р о ш е н о в. А кто плакал вот здесь, на этом месте, руки мои целовал, чтоб я Верочку отдал? А теперь не надо?
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, потише; а то Верочка услышит.
О б р о ш е н о в. Что я тебе говорил? Что я тебе говорил? Что ты молод, не умеешь на свете жить. Вот так оно и вышло. Еще ничего не видя, ты пьяный в дом лезешь да шумишь тут! Что же это ты делаешь с своей головой?
Г о л ь ц о в. Что вы с моей головой делаете? Мне теперь либо повеситься, либо... другую невесту искать с деньгами.

Верочка сходит с крыльца.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Оброшенов, Анна Павловна, Гольцов и Верочка.

О б р о ш е н о в. Хорошо, Саша, хорошо! Ну, бог с тобой! Нам, брат, денег взять больше негде.
Г о л ь ц о в. Павел Прохорыч, дайте денег, не скупитесь... а то смотрите: мне сватают.
В е р о ч к а. Я сама не пойду за него ни за что на свете! Папаша, я с тобой останусь, я ни за кого не пойду.
Г о л ь ц о в. А давеча-то что?
В е р о ч к а. Папаша, прогони его.
Г о л ь ц о в. Кого это? Меня-то?
В е р о ч к а. Папаша, он меня давеча здесь целовал, обнимал, говорил, что всю жизнь так любить будет. Что же он теперь делает?
О б р о ш е н о в. Как же ты, мальчишка...
В е р о ч к а. Я его так полюбила...
О б р о ш е н о в. Слышишь ты, полюбила.
В е р о ч к а. Папаша, я сама виновата. Зачем я такая глупенькая девочка, что меня можно обманывать! Теперь уж я никому не буду верить. И ты, папаша, не верь! А то и тебя будут обманывать.
О б р о ш е н о в. Слышишь ты, слышишь?
А н н а  П а в л о в н а. И вам ее не жалко!
Г о л ь ц о в. А ему разве нас с Верочкой жалко? Деньги есть, а не хочет дать.
О б р о ш е н о в. Как ты смеешь...
Г о л ь ц о в. Кабы не было денег! А то есть, и не дает. А я так люблю, так люблю.
О б р о ш е н о в. Молчи, молчи! Видим мы, как ты любишь-то! Поди отсюда!
Г о л ь ц о в. Что ж это такое? Вы меня гоните, и вы меня гоните? Вам не жалко меня, что я совсем погибаю. Я ведь погибаю!
В е р о ч к а. Нет, мне вас жалко. Папаша, не гони его. Он сам сейчас уйдет.
Г о л ь ц о в. Зачем же я уйду?
В е р о ч к а. Вам очень стыдно станет, что вы нас обманули.
А н н а  П а в л о в н а. Вы только вспомните, что вы наговорили.
Г о л ь ц о в. Боже мой! Что же это со мной сделали? (Стоит молча.) Простите меня. Прощайте! (Уходит.)
О б р о ш е н о в. Вот поди, узнай человека-то! Эка беда-то! Где ж бы мне теперь тебе жениха-то поискать?
В е р о ч к а. Я, папаша, не пойду ни за кого, кроме него! (Бросается на грудь отцу.) А за него тоже не пойду... он не стоит.



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

О б р о ш е н о в.
Г о л ь ц о в.
Н е д о н о с к о в.
Н е д о р о с т к о в.
Ш и л о х в о с т о в, лавочник в короткой люстриновой сибирке, сапоги бутылками.
В а ж н а я  о с о б а, в шинели нараспашку, на шее орден, тугой белый галстук и очень высокие воротнички.
С о л и д н ы й  ч е л о в е к, низенький, толстый; на шее толстая золотая цепь, на руках перстни, палка с золотым набалдашником.
М а м е н ь к а, в темном шелковом салопе, покрыта темным платком.
Д о ч к а, одетая по моде, в маленькой соломенной шляпке.
Д е в у ш к а, в бурнусе, покрыта платочком, с картоном.
М о л о д о й  ч е л о в е к.
Ч и н о в н и к  1-й.
Ч и н о в н и к  2-й
С а л о п н и ц а, в руках завернутое свидетельство о бедности.
Ш а р м а н к а.
П е в и ц а.
Л а к е й  в  ливрее.
Лица разных наций, званий и пола: военные, чиновники, купцы, приказчики, мальчики, разносчики, татары, армяне, евреи, барыни, купчихи, мастерички, торговки.

Ворота, где торгуют картинками.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Разные лица стоят группами, некоторые приходят, некоторые уходят, многие под зонтиками.
Солидный человек на видном месте. Входят первый и второй чиновники.

П е р в ы й  ч и н о в н и к. Так женился Пыжиков-то?
В т о р о й  ч и н о в н и к. Женился.
П е р в ы й  ч и н о в н и к. Так это верно?
В т о р о й  ч и н о в н и к. Верно.
П е р в ы й  ч и н о в н и к. Да неужто так, как говорили? За пару платья только?
В т о р о й  ч и н о в н и к. Да, за пару платья. Что ж делать-то! Не в чем было в суд ходить; а теща сшила ему все.
П е р в ы й  ч и н о в н и к. И больше ничего?
В т о р о й  ч и н о в н и к. Больше ничего.
П е р в ы й  ч и н о в н и к. А как износит?
В т о р о й  ч и н о в н и к. Ну уж тогда как хочешь.

Отходят в толпу.

Входят девушка, покрытая платочком, с картоном, и молодой человек.

Д е в у ш к а. Вы отстанете от меня или нет?
М о л о д о й  ч е л о в е к. Да за что вы сердитесь?
Д е в у ш к а. Вы видите, что не хотят с вами говорить, а вы все пристаете! Это должно к стыду к вашему относиться.
С о л и д н ы й  ч е л о в е к. Именно к стыду. Нынче в молодых людях нравственности не ищи, пристают ко всем без разбору. Вы, милая, станьте сюда, поближе.
Д е в у ш к а. Покорно вас благодарю. (Переходит к солидному человеку.)

Молодой человек за ней. Входит Шилохвостов, снимает и отряхивает картуз.

Ш и л о х в о с т о в (обращаясь ко всем). Дождик-с... Ничего не поделаешь! До лобного дошел - ничего-с, а там стало так понуждать, что заячьей рысью действовать пришлось... Одеяние легкое-с! Этого струменту (показывая на зонтик) с собой не захватил; ну, значит, и удирай до первых ворот.

Входят маменька с дочкой.

Наше почтение-с!
М а м е н ь к а. Здравствуй, батюшка!
Д о ч к а. Кто такой, маменька?
М а м е н ь к а. А кто его знает.
Ш и л о х в о с т о в. Пожалуйте, вот здесь к сторонке-с! Покупки изволили сделать?
М а м е н ь к а. Да, батюшка. (Дочери тихо.) Не гляди ты по сторонам, говорю я тебе!
Ш и л о х в о с т о в. Из каких предметов, из шерстяных или из шелковых-с?
М а м е н ь к а. Шерстяное, батюшка! (Дочери.) Чтой-то ты, страмница, все головой-то вертишь!
Ш и л о х в о с т о в. Позвольте полюбопытствовать-с! Мы сами кругом этого товару ходим-с.
М а м е н ь к а. Уж ты нам, батюшка, и цену скажи, настоящую.
Ш и л о х в о с т о в (развертывает и разглядывает). Оченно во вкусе-с. Гривенок на шесть-с?
М а м е н ь к а. Что ты, батюшка! по три четвертака платила!
Ш и л о х в о с т о в. Не дорого-с. Дешевле копейки взять нельзя-с. Позвольте, заверну-с. (Завертывает с ловкостью и отдает.)
Д е в у ш к а (молодому человеку). Я вам сказала, чтоб вы отстали от меня. Чего ж вам еще нужно?

Молодой человек отворачивается, как будто не ему говорят, и начинает переглядываться с дочкой.

С о л и д н ы й  ч е л о в е к. Вам лучше бы уйти отсюда. И я бы... пошел.
Ш и л о х в о с т о в (девушке). В мастеричках изволите жить?
Д е в у ш к а. А вам какое дело?
Ш и л о х в о с т о в. А вы не будьте так довольно горды! В вашем звании оно нейдет-с.
Д е в у ш к а. А вы почем знаете мое звание? Может быть, вы оченно ошибаетесь?
Ш и л о х в о с т о в. По мундиру-то по вашему оно сейчас видно-с.

Все смеются. Девушка уходит. Солидный человек за ней.
Молодой человек подвигается к дочке, вынимает бумажку и пишет карандашом записку.

М а м е н ь к а (дочке). Перестанешь ты вертеться али нет?
Ш и л о х в о с т о в. Это от малодушества-с.
М а м е н ь к а. Какое малодушество! Как она себе шею-то не свернет!
Ш и л о х в о с т о в (подходя к татарину). Что это, мыло у тебя?
Т а т а р и н. Сама настоящя, казанскя. Хорош товар, купи для вечера.
Ш и л о х в о с т о в. Сами, брат, этим товаром торгуем.

Входит важная особа с лакеем.

Л а к е й. Посторонитесь, господа, посторонитесь!
В а ж н а я  о с о б а (чуйке). Посторонись же, любезный!
Ш и л о х в о с т о в. Пожалуйте, ваше превосходительство! Вот здесь просторно-с!

Важная особа становится и все время стоит неподвижно, поднявши голову. Дочка роняет платок;
молодой человек поднимает и вместе с запиской отдает ей.

Д о ч к а. Мерси-с!
М а м е н ь к а. Ну уж, дай ты мне только домой прийти! Вот ты тогда увидишь!
Д о ч к а. На учтивость обнакновенно надобно учтивостью ответить. Нешто вы что понимаете!
М а м е н ь к а. Ну, ладно!

Входят Оброшенов и Гольцов.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Оброшенов и Гольцов.

Г о л ь ц о в. Мне, право, совестно и глядеть-то на вас.
О б р о ш е н о в. Ну ничего, ничего! (Гладит его по плечу.) Ишь ты вымочил сертучок-то!
Г о л ь ц о в. Они мне приказали прийти к ним, сказали, что денег дадут. Вот я от вас и зашел; они завтракают сидят. Налили мне стакан шампанского. Вы знаете, я не пью.
О б р о ш е н о в. И не пей, Саша, не пей!
Г о л ь ц о в. Я и отказывался, да насильно заставили, в рот влили; хотели облить всего. Я бы и ушел, да они все останавливали, обещали сейчас денег дать. Потом другой таким же манером заставили выпить, а уж третий, должно быть, я и не отказывался. Тут, уж как я захмелел-то, они и стали мне говорить: "Мы бы тебе и дали денег, да зачем тебе у чужих занимать, после отдавать надо будет; ты попроси у нареченного тестя". Я говорю, что у вас денег нет, что вы все на дом истратили. "Он, говорят, тебя обманывает, у него денег много награблено: это всем известно; он сам сказывал".
О б р о ш е н о в. Ах, разбойники! Ах, разбойники!
Г о л ь ц о в. "Вот, говорят, ты теперь выпил для храбрости и ступай к нему. Припугни его хорошенько, он тебе сейчас и даст денег непременно. А не даст, так и не надо; у нас, говорят, есть невеста и лучше, и денег больше". (Махнув рукой.) И говорить-то совестно.
О б р о ш е н о в. Ничего, говори, говори!
Г о л ь ц о в. Что у вас делал, сами знаете. Провалиться сквозь землю легче. Как ушел я от вас, повезли они меня к невесте. Привезли меня куда-то в дом, стали еще потчевать, народу сошлось много, вывели невесту. Только как я ни был пьян, а сейчас заметил, что это горничная переряженная. Так мне стыдно и обидно стало! А что ж делать! Сам виноват. Схватил шляпу, да бежать без оглядки. А они мне вслед кричат: "Ну, Саша, потешил ты нас сегодня!" Потешил я их... А каково мне!.. Как я к вам глаза покажу!..
О б р о ш е н о в. Ну ничего, ничего. Ты почем это сукно-то брал?
Г о л ь ц о в. Да что сукно! Не утешайте вы меня, Павел Прохорыч! Не стою я этого. Какими глазами мне теперь смотреть на Веру Павловну!
О б р о ш е н о в. Велика птица Вера Павловна! С кем греха не бывает! Ну, виноват, да и конец! Не век же будет помнить!
Г о л ь ц о в. Как сказать-то, что виноват? Кажется, от стыда слова не выговоришь. Они могут подумать, что со мной это часто случается.
О б р о ш е н о в. Могут подумать! Ничего она не подумает, она и думать-то еще ничего не умеет. Ты ведь ее любишь? Будешь беречь? Ведь это ребенок, Саша! Ангельская душка!
Г о л ь ц о в. Уж поверьте, Павел Прохормч, жизни своей не пожалею для Веры Павловны! Это только случай со мной несчастный, за который я всю жизнь буду казниться.
О б р о ш е н о в. Ну и хорошо, Саша, хорошо! Я тебе верю. Ты уж не бойся, я вас помирю; я тебе это дело устрою. Ах, Саша, Саша! А ты сокрушаться вздумал, что об тебе девчонка подумает! Хе-хе-хе! Право, девчонка: так, дрянь какая-то! У нас есть дела поважнее, есть о чем думать, кроме этого. Тебе на что деньги-то нужны, ты мне скажи!
Г о л ь ц о в. И не спрашивайте, Павел Прохорыч!
О б р о ш е н о в. Как не спрашивать! Как не спрашивать! Коли нужно, так поискать надо будет, похлопотать.
Г о л ь ц о в. Вот как нужно, Павел Прохорыч, хоть в петлю полезай.
О б р о ш е н о в. Да скажи, чудак-человек!
Г о л ь ц о в. Я чужие деньги затратил.
О б р о ш е н о в. Что ты! Господь с тобой!
Г о л ь ц о в. Крайность заставила, Павел Прохорыч. Делал я кое-какие делишки одному помещику, исправлял поручения, в Совет деньги вносил.
О б р о ш е н о в. Ну, ну!
Г о л ь ц о в. Вот он и прислал мне денег в Совет внести за имение: триста рублей. Тут у меня матушка умерла, на похороны было взять негде: за квартиру нужно было за четыре месяца отдавать... я больше половины денег-то и истратил.
О б р о ш е н о в. Да ведь уж это, никак, с полгода?
Г о л ь ц о в. Больше полугоду-с. Я думал, что из жалованья я пополню; а тут начали за чин вычитать. Думал, награду дадут к празднику, не дали... Теперь последний срок приходит. Ну, как имение-то в опись назначат или вдруг сам приедет. Пожалуется председателю, ведь из суда выгонят. Да стыд-то какой! Боже мой!
О б р о ш е н о в. Что ж ты мне прежде не сказал?
Г о л ь ц о в. Совестно было.
О б р о ш е н о в. Что ж ты это, Саша, наделал! Как теперь быть-то? Где денег-то взять? Вот беда-то! Ну уж не ожидал я от тебя, не ожидал!
Г о л ь ц о в. Как хотите, так меня и судите, Павел Прохорыч!
О б р о ш е н о в. Да я тебя не виню, не виню. Полно ты! Какая тут вина, коли крайность. Только вот что, Саша, обидно, что между нас, бедных людей, не найдешь ты ни одного человека, у которого бы какой-нибудь беды не было. Ах ты, грех какой! Ума не приложу.
Г о л ь ц о в. Да что вам беспокоиться, Павел Прохорыч! У вас своей заботы много. Ищите себе другого жениха, а меня оставьте. Выпутаюсь - хорошо, не выпутаюсь - туда мне и дорога.
О б р о ш е н о в. Нет, Саша, как можно, чтоб я тебя оставил! Нет, я попытаюсь, побегаю. Что мне значит побегать! Богатых людей много знакомых; знаешь, этак, дурачком, дурачком, паясом; может, и достану тебе денег. Ты очень-то не горюй!
Г о л ь ц о в. Выручите, Павел Прохорыч! Спасите меня!
О б р о ш е н о в. Бог милостив, Саша, бог милостив! Отчаяваться не надо.
Ш и л о х в о с т о в. Однако ко щам начинает поталкивать. Нечего и на Спасских смотреть, и без того знаю, что время.
В а ж н а я  о с о б а. Сегодня никто так не заслужил своего обеда, как я.
Ш и л о х в о с т о в. Тэк-с!

Салопница подходит и шепчет что-то на ухо.

Чего-с? Я в Ирбитской плачу-с.
С а л о п н и ц а. Как изволили сказать?
Ш и л о х в о с т о в. Я всегда вам всем в Ирбитской ярмарке плачу. Пора вам знать.

Все смеются. Салопница шепчет что-то.

Что же вы ко мне пристаете! Я сказал, что в Ирбитской! А то можно и Лютова позвать. Да, никак, это он идет; да, Лютов и есть.

Все смеются. Салопница быстро скрывается.

В а ж н а я  о с о б а. Кто такой Лютов?
Ш и л о х в о с т о в. Чего-с?
В а ж н а я  о с о б а. Кто такой Лютов? я тебя спрашиваю.
Ш и л о х в о с т о в. Ундер, ваше превосходительство! Эти просящие особенный страх к нему имеют.

Входят Недоносков и Недоростков.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Недоносков и Недоростков.

Н е д о н о с к о в. Сашка тут.
Н е д о р о с т к о в. Опять его накалить.
Н е д о н о с к о в. Нет, теперь эта штука не выгорит; старик с ним. (Отворачиваются в сторону.)
Г о л ь ц о в. Вот они пришли.
О б р о ш е н о в. Вот бы отчитать их хорошенько, Саша, да при народе! - они этого терпеть не могут. Да, может быть, Саша, они твои благодетели? Они тебе прежде помогали чем-нибудь?
Г о л ь ц о в. Никогда я от них ни одной копейки не видал; кроме насмешки, ничего.
О б р о ш е н о в. Ну, так что ж на них смотреть! Вот кабы благодетели, тогда нельзя. Право, ты бы им выговорил - так, легонько, поучтивее. Ну, что хорошего! Только что издеваются, а пользы от них никакой. Диви б маленькие. Коли ты хочешь утешаться, так ты бедному человеку сначала помоги, да потом и утешайся над ним. Так ведь я говорю, Саша?
Г о л ь ц о в. Конечно, правда.
О б р о ш е н о в. Нет, ты им скажи: "Напрасно, мол, вы, господа, себе такие шутки позволяете!" Так и скажи! Вот и пусть они знают. А то всякий станет над тобой издеваться, и на свете жить нельзя будет.
Г о л ь ц о в (Недоноскову и Недоросткову). Здравствуйте, господа! (Раскланиваются.) Покорно благодарю за угощение!
Н е д о н о с к о в. Не на чем.
Г о л ь ц о в. Насилу до дому дошел.
Н е д о р о с т к о в. Ты бы пил больше!
Г о л ь ц о в. Да вы меня насильно заставляли.
Н е д о н о с к о в. Всякий сам об себе понимать должен.
Н е д о р о с т к о в. Кто ежели этому не подвержен, насильно не заставишь.
Г о л ь ц о в. Я не то что подвержен, я и в рот не беру.
Н е д о н о с к о в. Оно и по глазам видно.
Н е д о р о с т к о в. Значит, у тебя совести нет, когда ты при людях сам говоришь, что вчера пьян был. Другой бы скрывал.
Н е д о н о с к о в. Еще говоришь, что тебя насильно напоили. Кто же может теперича этому поверить? Кому нужно заниматься с тобой? Никто и внимания не возьмет. Антиресная канпания!
Н е д о р о с т к о в. Кому ты можешь канпанию составить? И выходит, что ты пустой человек, не стоящий внимания.
О б р о ш е н о в. Вам тятенька много ли денег-то оставил на забавы?
Н е д о н о с к о в. Это в состав не входит.

Отворачиваются и разговаривают между собою.

Ш и л о х в о с т о в. Вот и я тоже, как домой пьяный приду, сейчас жене и говорю: запутали, мол, ничего не поделаешь.

Все смеются и поглядывают на Гольцова.

Г о л ь ц о в. Меня ж пристыдили! Не знаю, как и на людей смотреть. Я уж лучше пойду.
О б р о ш е н о в. Куда?
Г о л ь ц о в. К вам. Хочется поскорей увидаться с Верой Павловной. У меня как камень на сердце лежит. Уж что-нибудь одно: либо пан, либо пропал.
О б р о ш е н о в. Да ты не бойся! Эх, какой ты, право! Ничего, ступай смелей! А я после приду; мне тут нужно забежать на минуту. Скажи дома, что сейчас, мол, придет. Да скажи Верочке, что я приказал ей с тобой помириться. А с этими молодцами я еще поговорю.

Гольцов идет к выходу.

Н е д о н о с к о в. Не хочешь ли опохмелиться опосля вчерашнего?

Все смеются.

Г о л ь ц о в. Опохмеляйтесь сами! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, без Гольцова.

О б р о ш е н о в. Эх, господа! Как не грех вам бедного малого обижать! Он человек хороший, смирный!
Н е д о н о с к о в. Его смиренства никто и не снимает с него.
Н е д о р о с т к о в. Так это при нем и останется.
Ш и л о х в о с т о в. Смиренство еще не важное какое дело! В столице живешь, так поневоле будешь смирен. Потому что ежели драться станешь, сейчас лопатки скрутят.

Смех.

О б р о ш е н о в. Он вина-то и в рот не брал, а вы вчера...
Ш и л о х в о с т о в. Вина не пьет, с воды пьян живет.

Смех.

О б р о ш е н о в. Ты к чему пристал? Туда же: "пьян живет"! Видал ты его пьяным?
Ш и л о х в о с т о в. Слухом земля полнится.
О б р о ш е н о в. От кого ты слышал? Ну, сказывай!
Ш и л о х в о с т о в. Мне теща сказывала; она теперича в Астрахань уехала.

Смех.

О б р о ш е н о в. Выжига ты, вот что!
Ш и л о х в о с т о в. Уж и видно, что стракулист: так и цепляется.

Смех.

О б р о ш е н о в. Что? что? что ты сказал?
Ш и л о х в о с т о в. Ничего-с. Это я не про вас, а про мать кресну: она свой человек - не обидится. (Отходит к Недоноскову.)
О б р о ш е н о в. Вот нынче народ-то какой стал! Ни за что мальчика обругали да облаяли. Вот эти господа что вчера с ним сделали.

Начинают прислушиваться и подходить.

Он вина в рот не брал, а они его насильно напоили да комедию себе на потеху состроили. Еще какую комедию-то!

Народ подвигается.

Н е д о н о с к о в. Что он там за разговоры развел!
Н е д о р о с т к о в. При людях срамить вздумал!
О б р о ш е н о в. Видят, что человек ничего уж не понимает, в чужой дом повезли; там горничную девку невестой одели...
О д и н  и з  т о л п ы. Что он говорит?
Д р у г о й. Горничную невестой одели.
Н е д о н о с к о в. Он на нас мараль пущает.
Н е д о р о с т к о в (громко). Разговаривать-то можно, слушать-то только нечего.
О б р о ш е н о в. Вот чем утешаются, знать дела-то другого нет у них! Коли есть дело, так глупости не пойдут на ум. Да и нашли кого обидеть! Парень безответный... Ведь этак они до того дошутятся, что могут совсем человека погубить. Разума-то у них хватит.
Н е д о н о с к о в. Я бы с него ничего не взял за такие его разговоры.
Н е д о р о с т к о в. Надоть бы его хорошенько!
Ш и л о х в о с т о в. Штуку какую-нибудь над ним сочинить почуднее! Надо заняться придумать.
Н е д о н о с к о в (Шилохвостову). Что придумывать-то? Поди сюда! (Шепчет ему на ухо. Шилохвостов хохочет.) Вот тебе конверт! Поди положи газетной бумаги, в серединку положи записку; напиши... (Шепчет. Шилохвостов хохочет до истерики. Важная особа улыбается.) да и подкинь ему.
Ш и л о х в о с т о в. Я духом! (Уходит.)

Шарманщик с певицей играет "Под вечер осенью ненастной".

П е в и ц а (поет)
Под вечер, осенью ненастной,
Пустынным дева шла местам,
И тайный плод любви несчастной
Держала трепетным рукам.
Все были тихи, лес и горы,
Все спали в сумерки ночной,
Она внимательные взоры
Водила с ужасом вокруг...
В а ж н а я  о с о б а. Довольно!
П е в и ц а.
И на невинном сим творенье...
В а ж н а я  о с о б а. Довольно, я говорю!

Шарманка перестает. Шилохвостов входит.

Ш и л о х в о с т о в (шарманщику). Тяжеленько носить изволите.
Ш а р м а н щ и к. Своя ноша не тянет.
Ш и л о х в о с т о в. Другой подумает, что его за непочитание родителей заставили этакую штуку таскать.

Смех. Шарманка уходит.

Готово-с. (Показывает конверт.)
Н е д о н о с к о в. Ну, теперь не зевай! Дождик-то проходит.

Оброшенов уходит. Шилохвостов убегает вперед, потом скоро возвращается.

Ш и л о х в о с т о в. Поднял-с!

Оброшенов вбегает бледный.

О б р о ш е н о в. Боже мой! (Вынимает конверт из кармана и смотрит.) Что это? Не во сне ли я вижу! Шестьдесят тысяч... объявить... третья часть - двадцать тысяч... Я задыхаюсь... Батюшки!.. Отлегло. Саша! Верочка! Вот они, деньги-то, вот они! (Убегает.)
Ш и л о х в о с т о в. Держи его! (Хохочет.)

Все смеются.

В а ж н а я  о с о б а (уходя, останавливается). Вот вам всем пример наказанного корыстолюбия.



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

О б р о ш е н о в.
А н н а  П а в л о в н а.
В е р о ч к а.
Г о л ь ц о в.
У л и т а  П р о х о р о в н а, сестра Оброшенова, в чепчике, в салопе, с большим мешком в руках.

Комната в доме Оброшенова.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Анна Павловна сидит за работой, Улита Прохоровна сидит подле нее, и Верочка смотрит в окно.

У л и т а  П р о х о р о в н а. Они его подбили, они; больше некому. Это у них первое удовольствие заманить к себе да напоить. Они ведь меня тоже вчера как испугали! Иду я мимо их дому-то, не помню об чем-то задумалась; вдруг наверху, над моей головой, кто-то кричит во все горло, я ажно присела. Взглянула это я наверх-то, а оттуда мне кулек на голову, так ноженьки и подкосились. Насилу выпуталась из кулька-то. Отошла на другую сторону, смотрю: а у окна эти два балбеса, да и Гольцов с ними. Думала тут же зайти к вам да рассказать, так не хотела вас расстроивать. Ну, прощайте!
А н н а  П а в л о в н а. Да вы бы, тетенька, пообедать у нас остались!
У л и т а  П р о х о р о в н а. Как же, нужно очень! Мало вас без меня! И так семья порядочная. Я не хочу брату в тягость быть. Я найду, где пообедать. Ты посмотри-ка, как меня везде принимают! А отчего? А оттого, что я смолоду в княжеских и в графских домах жила, хорошие порядки видела. Тому научу дураков-то, другому; так вот мне все и рады. Я таким манером двадцать лет из дому в дом брожу, к вам-то только повидаться захожу.
А н н а  П а в л о в н а. Право, тетенька, останьтесь.
У л и т а  П р о х о р о в н а. Зачем дома обедать, коли в чужих людях можно? Ну, право! Вот кабы я набивалась, так бы худо; а то везде с честью принимают. Когда негде будет, надоем всем, ну уж тогда, нечего делать, дома обедать буду. А теперь что мне вас в лишний расход вводить! От вас к Хрюковым пойду. Хоть сам-то старик и плут, да мне все равно; у сыновей жены хороши, бабы добрые.
А н н а  П а в л о в н а. А как обеда не застанете?
У л и т а  П р о х о р о в н а. А мешок-то на что? Тут у меня целый дом. Тут у меня и чай, и сахар, и ситец на платье, и свечи стеариновые, и лоскутки разные, вот воротник меховой подарили недавно, а вот две котлетки завернуты. Я ничем не брезгую; все прячу, что дают. Ну, прощайте! (Целуется с обеими и уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Анна Павловна и Верочка.

А н н а  П а в л о в н а. Ты что все в окно смотришь? Целое утро не отходишь!
В е р о ч к а. Папашу дожидаюсь.
А н н а  П а в л о в н а. Папашу ли?
В е р о ч к а. А то кого же еще? Мне больше некого дожидаться.
А н н а  П а в л о в н а. Уж и некого?
В е р о ч к а. Разумеется, некого. Ну, кого я стану ждать? скажи.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, что ты со мной-то хитришь!
В е р о ч к а. Ты, может, думаешь, что я Сашу...
А н н а  П а в л о в н а (смеясь). Кого?
В е р о ч к а. Я ошиблась, а ты уж и рада. Ты думаешь, что я Александра Петровича дожидаюсь? Так нет же, нет, нет, нет!
А н н а  П а в л о в н а. Ну, верю, верю.
В е р о ч к а. Я об нем и думать-то забыла.
А н н а  П а в л о в н а. Очень жаль.
В е р о ч к а. Кого?
А н н а  П а в л о в н а. Разумеется, тебя; а то кого же?
В е р о ч к а. Отчего тебе меня жаль?
А н н а  П а в л о в н а. Очень просто, душа моя: вчера ты называла Александра Петровича своим женихом, Сашей, целовала его; а сегодня забыла и думать. Значит, у тебя дурное сердце.
В е р о ч к а. Я тогда не знала, что он такой противный.
А н н а  П а в л о в н а. Может быть, он совсем и не противный.
В е р о ч к а. Уж ты, пожалуйста, за него не заступайся.
А н н а  П а в л о в н а. А мне что за него заступаться? он - твой жених, а не мой.
В е р о ч к а. Ну уж это извините-с.
А н н а  П а в л о в н а. А вот увидим.
В е р о ч к а. Нет уж, я лучше умру, а не пойду за него.
А н н а  П а в л о в н а. Зачем умирать! Тебя никто и не принуждает идти за него. Можешь выйти за кого угодно.
В е р о ч к а. И за другого не пойду.
А н н а  П а в л о в н а. Как хочешь, душа моя; твоя воля.

Молчание.

В е р о ч к а. Аннушка!
А н н а  П а в л о в н а. Что?
В е р о ч к а. Душенька, что я у тебя спрошу, ты мне скажешь? (Плачет.)
А н н а  П а в л о в н а. Конечно, скажу. О чем же ты, милочка, плачешь?
В е р о ч к а. Мне очень скучно.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, что же ты хотела спросить?
В е р о ч к а. Придет он к нам еще когда-нибудь или нет?
А н н а  П а в л о в н а. Не знаю, душенька. У него ума-то тоже немного больше твоего. С неделю от стыда не пойдет, а потом будет совеститься, что долго не был. Это всегда так бывает. А тебе хотелось бы, чтобы он пришел?
В е р о ч к а. Да, очень хотелось бы. Мне так скучно, так скучно!
А н н а  П а в л о в н а. Кто ж его знает! Может быть, возьмется за ум и придет.
В е р о ч к а. Нет уж, я знаю, что не придет. (Плачет.)
А н н а  П а в л о в н а. Надолго ли твоего сердца-то хватило?
В е р о ч к а. Ты думаешь, я ему прощу? Нет, нет, я ему никогда не прощу; я только хочу, чтоб он пришел.
А н н а  П а в л о в н а. Один раз?
В е р о ч к а. Нет, чтоб и еще приходил.
А н н а  П а в л о в н а. А вот подождем денька три.
В е р о ч к а. Денька три! Что это ты! Нет, я не хочу. Я хочу, чтоб нынче пришел.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, это едва ли.
В е р о ч к а. Знаешь что, душенька, Аннушка! Если он сегодня не придет, я к нему тетеньку пошлю.
А н н а  П а в л о в н а. Как это можно! Что ты выдумываешь! Надо подождать еще хоть два дня.
В е р о ч к а. Ну как он, в самом деле, долго не придет - с тоски умрешь. Уж как бы я была рада, кабы он пришел; кажется, и сердиться бы на него перестала. (Смотрит в окно.) Идет! Уйду, уйду, в свою комнату уйду! И чтоб он не смел туда ходить! Ты слышишь, что я тебе говорю, сестрица! (Убегает.)
А н н а  П а в л о в н а. Ах, молодость, молодость! Блаженное время! И я была молода, да нечем мне вспомнить мою молодость! (Утирает глаза.) Что ж это? Неужели я завидую ей! Сестре-то! Нет, какая зависть! А как-то невольно, когда видишь чужое счастье, хочется и себе хоть немножко. Ну, что ж делать! Мое время прошло. Теперь остается только мне всех любить, а меня уж никто не полюбит. Отец скоро совсем состареется, у сестры будут дети; вот и ухаживай за всеми. Ей, скажут, и делать-то больше нечего, это ее прямая обязанность.

Входит Гольцов и останавливается у двери.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Анна Павловна и Гольцов.

А н н а  П а в л о в н а. Войдите! Что же вы стали?
Г о л ь ц о в. Если позволите? Мне, право, так совестно-с.
А н н а  П а в л о в н а. Перестаньте! Что за вздор! Мы уж и забыли. Садитесь! Видели папеньку?
Г о л ь ц о в. Видел-с. Он сейчас придет; мы вместе шли из городу.
А н н а  П а в л о в н а. Где же он теперь?
Г о л ь ц о в. Хотел зайти насчет денег похлопотать.
А н н а  П а в л о в н а. Для вас?
Г о л ь ц о в. Для меня-с.
А н н а  П а в л о в н а. Однако вы очень деньги любите. Я не знала, что вы такой корыстолюбивый.
Г о л ь ц о в. Какое корыстолюбие, Анна Павловна! Просто мне нужны деньги до зарезу.
А н н а  П а в л о в н а. Нет, в самом деле? Вы не шутя говорите?
Г о л ь ц о в. Плохие шутки! Если я не достану денег, я могу лишиться и службы, да и больше того, и чести.
А н н а  П а в л о в н а. Что вы говорите! Это ужасно. Но, послушайте, вы не беспокойтесь очень-то, не расстроивайте себя! Еще дело может поправиться. Только вы не говорите, ради бога, Верочке, не пугайте ее!
Г о л ь ц о в. Что вы! Помилуйте! А можно мне их видеть-с?
А н н а  П а в л о в н а. Не знаю. Она сейчас только убежала в свою комнату и велела сказать вам, чтобы вы туда не ходили.
Г о л ь ц о в. И сами не выдут-с?
А н н а  П а в л о в н а. Право, не могу вам сказать. Кто же ее знает!
Г о л ь ц о в. Что я наделал! Ведь теперь Вера Павловна ни за что моей любви не поверит-с, как я ни уверяй. А я, Анна Павловна, ей-богу, влюблен, так влюблен, что я уж и не знаю как. Я давеча плакал все утро.
А н н а  П а в л о в н а. Вы думаете, что она вас разлюбила?
Г о л ь ц о в. Что ж мудреного, после этакого случая.
А н н а  П а в л о в н а (с улыбкой). Да, конечно.
Г о л ь ц о в. Ах, боже мой! Желал ли я когда обидеть Веру Павловну! А вот что вышло!
А н н а  П а в л о в н а. Вы говорили с папенькой о Верочке?
Г о л ь ц о в. Как же-с! Об чем же мне говорить-то!
А н н а  П а в л о в н а. Что ж он?
Г о л ь ц о в. Он-то ничего-с. Обнадеживал очень. "Поди, говорит, скажи Верочке, что я приказал ей с тобой помириться".
А н н а  П а в л о в н а (смеясь). Ну так чего же вам бояться?
Г о л ь ц о в. Все-таки-с...
А н н а  П а в л о в н а (громко). Верочка!

Верочка за сценой: "Что тебе?"

Поди сюда!

Верочка за сценой: "Зачем?"

Папенька приказал тебе помириться с Александром Петровичем.

Верочка за сценой: "Хорошо, я сейчас приду!"

Г о л ь ц о в. Вы меня поддержите!
А н н а  П а в л о в н а. Нет, я вас оставлю вдвоем. Это, мне кажется, лучше будет.
Г о л ь ц о в. Нет, что вы! Помилуйте!
А н н а  П а в л о в н а. А еще жених! Боитесь с невестой остаться!

Верочка входит.

Ты слышала, что папенька приказал? (Гольцову.) Ну, вот мы и посмотрим, как она не послушает отца. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гольцов и Верочка.

Г о л ь ц о в. Простите меня, Вера Павловна!
В е р о ч к а. Я не могу вас не простить.
Г о л ь ц о в. Отчего же-с?
В е р о ч к а. Так папаше угодно.
Г о л ь ц о в. Только потому-с?
В е р о ч к а. Разумеется. Я бы и не вышла к вам ни за что на свете.
Г о л ь ц о в. В этом радости для меня не много-с. Я бы желал знать, что вы сами обо мне думаете-с.
В е р о ч к а. Что вы ко мне пристаете!
Г о л ь ц о в (хочет взять руку). Позвольте-с!
В е р о ч к а. Это что еще?
Г о л ь ц о в. Ручку поцеловать.
В е р о ч к а. С чего это вы выдумали!
Г о л ь ц о в. Ведь уж вы меня простили?
В е р о ч к а. Да, я вас простила, а руки не дам.
Г о л ь ц о в. И вы долго будете сердиться-с?
В е р о ч к а. Долго! Вот новости! Всю жизнь.
Г о л ь ц о в. Да помилуйте, как же это можно-с, когда вы...
В е р о ч к а. Что я?
Г о л ь ц о в. Да как же, вы изволили обещать-с...
В е р о ч к а. Что такое?
Г о л ь ц о в. Да вчера изволили... быть столько добры-с... за меня замуж...
В е р о ч к а. За вас замуж? Кто же это вам сказал?
Г о л ь ц о в. Да и Павел Прохорыч говорит-с...
В е р о ч к а. Папаша может мне приказать помириться с вами, а этого не может.
Г о л ь ц о в. Значит, мне нельзя никакой и надежды иметь?
В е р о ч к а. Никакой.
Г о л ь ц о в. Извините, что я вас побеспокоил. Делать мне здесь нечего-с. Прощайте-с!

Молчание.

Честь имею кланяться. (Хочет идти.)
В е р о ч к а. Послушайте, куда же вы?
Г о л ь ц о в. Домой-с. Засвидетельствуйте мое почтение Павлу Прохоровичу. (Идет к двери.)
В е р о ч к а. Не ходите!
Г о л ь ц о в (в дверях). Помилуйте, Вера Павловна! Что же мне здесь оставаться! Только одно мучение.
В е р о ч к а. Если вы уйдете, я так рассержусь, так рассержусь, что...
Г о л ь ц о в. Ведь уж как ни сердитесь, хуже этого для меня не будет-с. Чего же еще! Вы даже и надежды не позволяете иметь.
В е р о ч к а. Еще бы позволить! Нет, вы вот что скажите: если вы уйдете теперь, вы уж никогда больше не придете?
Г о л ь ц о в. Зачем же я пойду, рассудите сами-с.
В е р о ч к а. Так никогда?
Г о л ь ц о в. Никогда-с.
В е р о ч к а. Ну и прекрасно! И не надо вас! Не приходите! Прощайте!
Г о л ь ц о в. Прощайте! Бог с вами!
В е р о ч к а. Прощайте! (Вырывает у Гольцова шляпу.) Уходите! Что ж вы нейдете?
Г о л ь ц о в. Что ж это за насмешки-с! Пожалуйте шляпу-с!
В е р о ч к а. Нет уж, теперь не отдам. (Прячет шляпу за себя.)
Г о л ь ц о в. Ах, позвольте! Изломаете, право изломаете.
В е р о ч к а. Ни за что, ни за что не отдам! Ну, уж возьмите! (Гольцов протягивет руку, она прячет шляпу.)
Г о л ь ц о в. Вы уж лучше простите меня; помиримтесь как следует, тогда я сам останусь.
В е р о ч к а. Отымите у меня шляпу, тогда помирюсь.
Г о л ь ц о в. Ведь захочу, так отниму-с.
В е р о ч к а. Попробуйте!
Г о л ь ц о в. Извольте! (Обхватывает руками Верочку, она сопротивляется, он ее целует.)
В е р о ч к а. Это что еще! (Топает ногой.) Кто вам позволил? Вы хотите, чтоб я вас прогнала?
Г о л ь ц о в. Виноват-с! Пожалуйте шляпу, я сам уйду.
В е р о ч к а. Возьмите! (Отдает шляпу.)
Г о л ь ц о в. Прощайте! (Идет к дверям.)
В е р о ч к а (тихо). Саша!
Г о л ь ц о в. Что вам угодно-с?
В е р о ч к а. Что вы воротились? Я совсем вас не звала. Это я про себя.
Г о л ь ц о в. Извините-с! (Уходит.)
В е р о ч к а (кричит все громче и громче). Саша! Саша! Саша! Ах, какой противный! Он, пожалуй, в самом деле уйдет. (У окна.) Саша! Саша, воротись! Воротился, воротился! (Прыгает от радости.)

Гольцов входит.

Ты, Саша, такой... такой... нехороший! Ты не стоишь, чтоб тебя любили! Ты хотел уйти и никогда не приходить. И выходит, что ты злой, а я добрая.
Г о л ь ц о в. Значит, вы меня совсем прощаете?
В е р о ч к а. Совсем.
Г о л ь ц о в. И я опять смею называть вас Верочкой?
В е р о ч к а. Нет, не смеешь. Ну, да называй, пожалуй.
Г о л ь ц о в. И ручку поцеловать можно?
В е р о ч к а. Можно. На! (Протягивает ему руку.)
Г о л ь ц о в (целуя руку). Мы уж, Верочка, об этой ссоре и поминать не будем.
В е р о ч к а. Не будем.
Г о л ь ц о в. И замуж, Верочка, пойдешь за меня?
В е р о ч к а. Пойду. Только ты не уходи.

Гольцов целует руку. Входит Анна Павловна.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Гольцов, Верочка и Анна Павловна.

А н н а  П а в л о в н а. Целуйтесь, целуйтесь, я не помешаю. Это лучше, чем ссориться.
Г о л ь ц о в. Уж теперь кончено-с.
А н н а  П а в л о в н а. Ну и прекрасно!
В е р о ч к а. Он теперь опять мой жених.
А н н а  П а в л о в н а. Очень рада твоей радости.
В е р о ч к а. А вот калитка стукнула, должно быть папаша.
А н н а  П а в л о в н а (взглянув в окно). Он и есть.
Г о л ь ц о в. Не денег ли несет! Вот бы счастливый-то день для меня.
А н н а  П а в л о в н а. Должно быть, что-нибудь есть; что-то он очень весел.

Входит Оброшенов, дочери целуют его.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Оброшенов, Гольцов, Анна Павловна и Верочка.

О б р о ш е н о в (гладит дочерей по головам). Ну, козы, прыгайте!
В е р о ч к а. Зачем, папаша?
О б р о ш е н о в. От радости. Я бы и сам прыгал, да ноги устарели. (Оглядывая всех.) Ах, дурочки вы мои, дурочки! Право, дурочки!
В е р о ч к а. Папаша, за что ты бранишься?
О б р о ш е н о в. Нет, он-то, он-то! Плачет; несчастие, говорит; чужие деньги затратил. Ха-ха-ха, хи-хи!
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, я вижу, вы денег достали?
О б р о ш е н о в. Нет, что он-то, Аннушка, говорит! Погибаю, говорит, из суда выгонят! Ах чудак, чудак!
Г о л ь ц о в. Да вы говорите! Достали, что ли?
О б р о ш е н о в. Голенький ох, а за голеньким бог! Никогда не отчаявайся! Помни: голенький ох, а за голеньким бог.
Г о л ь ц о в. Значит, достали?
О б р о ш е н о в. Еще бы! Я-то не достану! Ах ты, Саша, Саша! Кто ж и достанет, как не я!
Г о л ь ц о в. Много ли?
О б р о ш е н о в. На всех хватит. Еще дом купим; лошадей тебе пару куплю.
В е р о ч к а. Откуда же это, папаша?
О б р о ш е н о в. Много будешь знать, скоро состареешься.
А н н а  П а в л о в н а. Разве ты не видишь, папенька шутит.
О б р о ш е н о в. Шучу? Нет, уж будет шутить! Что? Удивил вас? Удивил? Погодите, еще так ли вас удивлю! Вицмундир мне надо, Аннушка. Там он?
В е р о ч к а. На что вам, папаша, вицмундир?
О б р о ш е н о в. Еду, еду! Нельзя в этом ехать, неприлично.
В е р о ч к а. А обедать?
О б р о ш е н о в. Какой теперь обед! Пойдет ли на ум! Надо скорей ехать! Скорей объявить... (Вынимает из кармана конверт, завернутый в платок, кладет его на стол и накрывает шляпой.) Шш! Шш! Никто! Пальцем никто! Слышите! (Уходит.)
А н н а  П а в л о в н а. Что ж это такое? Я ничего не понимаю.
В е р о ч к а. Саша, что это такое? Что там под шляпой?
Г о л ь ц о в. Не знаю. Должно быть, нашел на дороге деньги. Хочет поехать объявить и получить третью часть.

Входит Оброшенов.

О б р о ш е н о в (снимая шляпу и вынимая из платка конверт). Ах, дурачки вы мои, дурачки! Много тут денег, много! Вы столько никогда и не видывали. Вот они! Ну-ка, посмотрите! (Читает.) "Со вложением шестидесяти тысяч банковыми билетами". Может быть, тут есть билетик в двадцать тысяч на имя неизвестного. Вот его-то мне и пожалуйте. Третья часть! Имею право... по закону могу требовать. Видишь ты, конверт подрезан! Это всегда так. Вот и поглядим! (Осторожно вынимает из конверта газеты.) Это не то. Ишь ты, завернули в бумагу для осторожности. (Вертит газетную бумагу.) Где же тут? Где же? На пол как не упали ли? Поглядите хорошенько! А! Да!.. (Ударяет себя по лбу.) А еще старик! Осторожный человек! Это я, Аннушка, конверт-то вот так... вот этой стороной... в карман-то... понимаешь ты? Тут разрезано... вот они и вывалились туда... в карман-то. Они там... в сертуке... в кармане-то, в боковом-то... Понимаете вы? Ну да, там, там! А то где же им быть-то? ну где же им быть-то? Ну, рассудите! Вот сейчас пойду и принесу вам... принесу вам. Экой я! Экой я неосторожный! Сейчас сюда принесу, и положим... положим в конверт-то. (Уходит.)

Гольцов рассматривает газетную бумагу, на стол выпадает записка.
Оброшенов возвращается, отталкивает Гольцова.

Что я там ищу! Они тут.
Г о л ь ц о в. Тут нет, уж вы искали.
О б р о ш е н о в (растерявшись). Где ж они? Неужели я потерял? (Хватается рукой за голову.) Вспомнил, вспомнил! Вынимал я конверт дорогой-то, любовался все на печати, тут и потерял. Чужие деньги! Шестьдесят тысяч! Побежим, Саша! Может, еще никто не поднял. Спрашивать будем, не поднимал ли кто? Шестьдесят тысяч! (Плачет.)
Г о л ь ц о в (взяв со стола записку). Тут денег и не было. Вот и записка безграмотная: "Не ганис за чужим добром!"
О б р о ш е н о в (смотрит записку). О, боже мой! Как над мальчишкой насмеялись! Над стариком-то! Над родительским чувством насмеялись! Да нет! Вы все лжете! Этак не шутят. Таких шуток не бывает! Какая это записка! Это вздор! Тут ничего и не написано! Шестьдесят ведь тысяч! Шестьдесят тысяч! Они там! Там в кармане... за подкладку как-нибудь завалились. (Идет шатаясь в другую комнату, за ним дочери; Верочка сейчас же возвращается.)
В е р о ч к а (падает на шею Гольцову). Ах, папаша! Что с ним? Ему дурно!

Анна Павловна входит.

А н н а  П а в л о в н а. Бегите за доктором! Я боюсь, что он помешается. Не оставьте нас в несчастии, Александр Петрович! Верочка может сиротой остаться. Вы свое горе забудьте! Денег я вам достану, выпрошу у Хрюкова. Какого бы мне это унижения ни стоило, а уж выпрошу. (Уходит.)
В е р о ч к а. Беги, Саша, за доктором, беги!

Гольцов уходит.



ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЛИЦА:

О б р о ш е н о в.
А н н а  П а в л о в н а.
В е р о ч к а.
Г о л ь ц о в.
Х р ю к о в.
У л и т а  П р о х о р о в н а.
М о л о д е ц  от  Хрюкова.

Комната третьего действия.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Анна Павловна и Улита Прохоровна (выходят из боковой двери).

У л и т а  П р о х о р о в н а. Ишь ты какие шутки глупые! Нечего им делать-то, вот они и озорничают. Еще слава богу, что так обошлось. Долго ли старику совсем с ума свихнуться!
А н н а  П а в л о в н а. Да, мы вчера очень боялись. После припадка он заснул, и с ним сильный бред сделался. Впрочем, доктор сказал, что опасности нет никакой, что ему нужно только денька два успокоиться.
У л и т а  П р о х о р о в н а. Ну, а сегодня-то он что?
А н н а  П а в л о в н а. Ничего. Поутру гулять ходил, теперь прилег заснуть.
У л и т а  П р о х о р о в н а. Да, вот тоже и со мной тогда такую же штуку сделали! Уж я их ругала-ругала; да стыда-то у них нет в глазах, так им все равно.
А н н а  П а в л о в н а. Что ж вы, тетенька, так скоро ушли от Хрюковых? Что не погостили?
У л и т а  П р о х о р о в н а. Аль я вам надоела?
А н н а  П а в л о в н а. Нет, тетенька! Я так спрашиваю.
У л и т а  П р о х о р о в н а. Ушла я от безобразия от ихнего! Там теперь не то что посторонним, и своим-то приходится бежать из дому. Старик сыновей гонит; дом хочет заново отделывать, чтоб ему одному жить.
А н н а  П а в л о в н а. Зачем же?
У л и т а  П р о х о р о в н а. Говорят, жениться хочет.
А н н а  П а в л о в н а. В шестьдесят-то лет?
У л и т а  П р о х о р о в н а. Да разве для них закон какой писан! Что чудней, то и делают. Спальню да женину уборную штофом да бархатом обивает, на окна кружевных занавесок накупил.
А н н а  П а в л о в н а. Кто ж за него пойдет?
У л и т а  П р о х о р о в н а. Пойтить-то пойдут. Которая за деньги, а другую сиротку и так отдадут, не спросясь. Сыновья теперь по квартирам разъезжаются. Срам! Из своего-то дома! Я старику говорила: "Жила я в княжеских и в графских домах, нигде такого безобразия не видала".
А н н а  П а в л о в н а. Что же он?
У л и т а  П р о х о р о в н а. Известно, что. Обругал как нельзя хуже. Чего ж от него ждать-то!
А н н а  П а в л о в н а. Интересно бы узнать, кто его невеста.
У л и т а  П р о х о р о в н а. Как же, узнаешь! Он прескрытный старичишка! Его мыслей никто не знает. Уж такой хитрый. Ну, я теперь пойду.
А н н а  П а в л о в н а. Куда же вы? Посидите!
У л и т а  П р о х о р о в н а. Ну вот еще! Я вас и так часто вижу. Пойду где-нибудь в чужих людях пообедаю; все-таки вам расходу меньше. А коли хорошо примут, так и погощу. Вон к вам Хрюков идет. Какого ему еще рожна нужно! Я с ним и встречаться-то не хочу, я через кухню пройду. Прощай!
А н н а  П а в л о в н а. Прощайте, тетенька!

Улита Прохоровна уходит в боковую дверь, входит Хрюков.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Анна Павловна и Хрюков.

Х р ю к о в. Здравствуй, душа моя!
А н н а  П а в л о в н а. Здравствуйте! Садитесь!
Х р ю к о в. И без просьбы твоей сяду. Ты думаешь, буду стоять перед тобой? Уж это много чести для тебя. (Садится.) А что ж крапивное-то семя вчера не приходил? ведь я ему приказывал.
А н н а  П а в л о в н а. Папенька нездоров.
Х р ю к о в. С перепою, должно быть?
А н н а  П а в л о в н а. Как вам не стыдно! что вы говорите!
Х р ю к о в. То и говорю, что знаю. Уж есть ли таких пьяниц, как стракулистов! В самом деле, что ль, болен?
А н н а  П а в л о в н а. Теперь поправляется.
Х р ю к о в. А кляузы строчить может?
А н н а  П а в л о в н а. Он спит теперь. Как проснется, тогда с самим поговорите.
Х р ю к о в. Ну что ж, этот, как его? Жених-то ваш? Нашел денег?
А н н а  П а в л о в н а (печально). Нет.
Х р ю к о в. И вы-то хороши! Отдаете за голоногого за какого-то! Польстились, что молод. Вы бы лучше хоть постарше, да попристойнее искали.
А н н а  П а в л о в н а. Нам и этот хорош.
Х р ю к о в. Сядет он на вашу шею. Еще наплачетесь с ним.
А н н а  П а в л о в н а. Там что бог даст. Уж это дело решенное.
Х р ю к о в. Зять-то бы кормить должен семью, а тут ему денег подавай. И пойдете побираться по знакомым, занимать у того и у другого.
А н н а  П а в л о в н а. Они будут совсем обеспечены; папенька им дом купил.
Х р ю к о в. Слышал я, слышал. У меня ж денег-то брали. Уж и дом! Стань к лесу задом, ко мне передом.
А н н а  П а в л о в н а. По деньгам и дом.
Х р ю к о в. Разумеется. Не каменные же палаты вам на две-то тысячи купить!
А н н а  П а в л о в н а. И две-то тысячи насилу набрали. Теперь бы нам только триста рублей на короткое время призанять.
Х р ю к о в. Знаю я это короткое-то время. Дай я вам теперь триста рублей - через неделю еще столько же просить придете, а то так и больше.
А н н а  П а в л о в н а. Не придем. И эти деньги возвратим вам с благодарностию. Я вам ручаюсь за это.
Х р ю к о в. Ты ручаешься? А что с тебя взять-то?
А н н а  П а в л о в н а. Я вам словом ручаюсь.
Х р ю к о в. А что из твоего слова сделаешь? Шубу не сошьешь. Да оно отчего бы не дать! Деньги не велики. Кабы вы только могли чувствовать.
А А н н а  П а в л о в н а. Что это значит? Как чувствовать?
Х р ю к о в. Так и чувствовать. Уважать своих благодетелев; вот как чувствовать.
А н н а  П а в л о в н а. Мы вас и уважаем и будем уважать.
Х р ю к о в. А вот посмотрю я! (Подходит. Гладит по голове Анну Павловну.) Ишь ты как гладко причесана: волосок к волоску! Так много ли ж тебе денег-то нужно?
А н н а  П а в л о в н а. Триста рублей.
Х р ю к о в. А двести нельзя?
А н н а  П а в л о в н а. Нет, нельзя.
Х р ю к о в. Двухсот не возьмешь?
А н н а  П а в л о в н а. Возьму, только еще сто рублей надобно занимать будет.
Х р ю к о в. Уж так будто нужно ровно триста, ни копейки меньше?
А н н а  П а в л о в н а. Нужно ровно.
Х р ю к о в. Ну, а ежели я дам двести девяносто?
А н н а  П а в л о в н а. Сколько бы ни дали, мы будем вам благодарны. Только мне нужно ровно триста.
Х р ю к о в. Уж так в обрез? Чудно что-то! (Смеется.) Капрыз!
А н н а  П а в л о в н а. Ничуть не каприз.
Х р ю к о в. Ну да что ж! Я и капрыз твой уважу. (Вынимает бумажник.) Вот они деньги-то! Хочешь, все отдам?
А н н а  П а в л о в н а. Не нужно мне.
Х р ю к о в. Что больно горда! Другая бы взяла, право взяла. Есть такие. Да и ты глупа, что не берешь. Могу жертвовать. Эй, бери, а то спрячу!
А н н а  П а в л о в н а. Вы мне дайте только то, что я прошу у вас.
Х р ю к о в. На, возьми сама, сколько нужно. (Подает бумажник.)
А н н а  П а в л о в н а. Нет, зачем! Вы сами дайте.
Х р ю к о в. Триста ?
А н н а  П а в л о в н а. Триста.
Х р ю к о в. Я могу тебе и больше дать.
А н н а  П а в л о в н а. Ни больше, ни меньше.
Х р ю к о в. Ну, право, возьми! Чего боишься? Я никому не скажу. Сколько хочешь бери. Хочешь пятьсот - пятьсот бери. Я денег не жалею; а для тебя хошь все отдам.
А н н а  П а в л о в н а. Мне нужно только триста!
Х р ю к о в. Триста да триста! Наладила! (Кладет деньги на стол.) Ну, на тебе твои триста! Я с тебя и расписки не беру!
А н н а  П а в л о в н а (встает и кланяется). Вы меня так одолжили, Филимон Протасьич, что я и не знаю, как благодарить вас! Вы будьте уверены, что при первой возможности мы вам заплатим.
Х р ю к о в. Что мне, крайность, что ли, в деньгах-то! Хошь и не заплатишь - не разорюсь.
А н н а  П а в л о в н а. Вы, конечно, не разоритесь, да мы-то должны отдать долг.
Х р ю к о в. А может, я прощу.
А н н а  П а в л о в н а. Вы нас обидите.
Х р ю к о в. Все ты не то толкуешь! Вот видишь ты, я на деньги все могу иметь и все имел, то есть всякое удовольствие, и любили меня всякие красавицы, да всё из такого круга, что образования никакого нет, ну и скромности. Чтобы по-благородному вести себя, так не умеют. А мне надо, чтоб по-благородному, потому это самое необразование мне надоело.
А н н а  П а в л о в н а. Не понимаю я вас.
Х р ю к о в (тихо). Чего тут не понимать-то! Ну, просто тебе говорю, осыплю тебя золотом, да и все тут.
А н н а  П а в л о в н а. Что такое?
Х р ю к о в. Да ты тише, а то отца разбудишь.
А н н а  П а в л о в н а. Что вы говорите?
Х р ю к о в. А вот что! Ты мне понравилась. Если ты меня полюбишь, так я всему вашему семейству могу благодетелем быть. В экономки ко мне хочешь?
А н н а  П а в л о в н а. Как вы смеете такие вещи говорить!
Х р ю к о в. Тише, я тебе говорю! Что шумишь? Услышит кто-нибудь. И этих денег с вас не потребую и еще дам, сколько хочешь. Вот он, бумажник-то, со мной!
А н н а  П а в л о в н а (бросает деньги). Возьмите ваши деньги и ступайте вон!
Х р ю к о в (поднимает деньги). Что ты бросаешь? - ведь это не щепки. Что ты развоевалась!
А н н а  П а в л о в н а. Подите вон, я вам говорю!
Х р ю к о в. Постой! Разве я тебя чем обидел? Я тебе обидного не сказал. На все это есть твоя воля: хочешь - ладно; не хочешь, так и скажи: тебя никто не принуждает. За что ж тут обижаться!

Входит Оброшенов.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Анна Павловна, Хрюков и Оброшенов.

О б р о ш е н о в. Аннушка, что с тобой? Что с тобой, моя милая?
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, прикажите ему уйти. Можно ли переносить, что он говорит! Я уйду, я не могу видеть его!
О б р о ш е н о в. Погоди, погоди! Благодетель мой! За что же девушку-то обижать? Ну я таковский, уж надо мной бы над одним и тешили свою душу. А она к этому непривычна: я их берег, лелеял, обижать никому не позволял.
Х р ю к о в. Что ты ее слушаешь! Она врет. Я ей ничего обидного не сказал. Вольно ей горячиться-то! Ишь она какая сердитая у тебя!
О б р о ш е н о в. Уж даром она, благодетель мой, Филимон Протасьич, не рассердится. А вы вот что! Попросите у ней извинения за невежество, ручку поцелуйте, как следует у барышни, она вас и простит по своей ангельской доброте. Хе-хе-хе! Так ведь я говорю, Аннушка?
Х р ю к о в. Ручку поцелуйте! Выдумывай еще! Ты слушай, старая тетеря! Мои резонты слушай! Должен ты мне много! Теперь она еще просит триста рублей. Что ж, у меня для вас яма бездонная, что ли, денег-то приготовлена?
О б р о ш е н о в. Так не давайте! А зачем обижать-то?
Х р ю к о в. Не давайте! А я вот хочу дать. Да ты слушай! Девушка она в летах, замуж не пойдет, поведенья скромного; а мне это и нужно. Пусть переезжает ко мне в экономки. Обиды ей не будет, и вам всем будет хорошо.
А н н а  П а в л о в н а. Ну, вот слышите, папенька, что он говорит. Можно это слушать равнодушно? (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Оброшенов и Хрюков.

О б р о ш е н о в. Не ждал я, Филимон Протасьич, от вас, от благодетеля, такого сраму на свою седую голову.
Х р ю к о в. Какой тут страм! Мне страм, что я с вами связался. Я ей добра желал, а она обиделась; еще, пожалуй, рассказывать будет. Значит, разговор пойдет, и будет страм для меня, а не для вас. Про меня пойдет мараль; а вам что?
О б р о ш е н о в. А если про нас будут говорить, значит, вам до этого дела нет!
Х р ю к о в. Сравнял ты себя со мной! Вы люди ничтожные! Про тебя с дочерьми с твоими как хочешь дурно разговаривай, так в этом важности ровно никакой нет. Потому цена вам всем грош. А я человек известный. Понял ты?
О б р о ш е н о в. Мне цена грош, я и не спорю; а дочерей моих я не позволю обидеть ни за миллионы. Тебе честь дорога, а мне дороже твоего.
Х р ю к о в. Что за честь, коли нечего есть! Видимая твоя бедность или нет? Всякому видимая. Я тебе ж, убогому, помочь хотел; ты бы должен это чувствовать! А велика важность, что про твою дочь поговорят дурно. Поговорят, да и перестанут.
О б р о ш е н о в. Я чести своей не продавал; слышишь ты, не продавал!
Х р ю к о в. Да что за бесчестье, что дочь твоя будет жить в моем доме? Разве только скажут, что она любовница моя. Так и то не беда. Всякий умный человек рассудит, что она это от бедности.
О б р о ш е н о в. Молчи! Задушу! Молчи! Ты этого от меня еще не слыхивал, так вот слушай теперь! Ты думал, что я шут! Ну да, я шут и есть, только за дочерей убью, всякого убью! (Хватает стул.)
Х р ю к о в. Скотина не узнала своего господина. Что ты, повредился, что ли? Ты мне деньги-то отдай, которые забрал.
О б р о ш е н о в. Отдам, отдам...
Х р ю к о в. А за грубость я тебя в сибирку посажу.
О б р о ш е н о в. Я сам с тебя бесчестье потребую, а за дочь по закону вчетверо заплатишь.
Х р ю к о в. Держи карман-то! Свидетелев не было. Ты деньги-то принеси! (Уходит.)
О б р о ш е н о в (вслед ему). Принесу, завтра же принесу.

Входят Анна Павловна и Верочка.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Оброшенов, Анна Павловна и Верочка.

А н н а  П а в л о в н а. Папенька, успокойтесь! Не расстроивайте себя.
В е р о ч к а. Ты, папаша, опять захвораешь.
О б р о ш е н о в (в изнеможении садится на стул). Ах ты, анафема! Нет, теперь хворать нельзя, некогда. Захворай теперь, так с голоду умрешь. Надо сейчас денег доставать. Саше нужно, да этому лешему отдать. Вот отдохну и побегу.
А н н а  П а в л о в н а. Куда вы, папенька, пойдете? Вы так слабы. Вы у кого хотите просить денег-то? Вы лучше напишите ему записочку, я снесу.
О б р о ш е н о в. Что ты! Можно ли это? Позволю я тебе идти милостыню просить! Чтоб опять такая же история вышла.
В е р о ч к а. Саша сходит.
О б р о ш е н о в. И ему нельзя, стыдно - он молодой человек. А мне ничего не стыдно; у меня уж давно стыда нет. Я бы теперь украл для вас и не постыдился бы. Пуще всего надо Хрюкову отдать. А то после этой ссоры он меня со свету сживет.
А н н а  П а в л о в н а. Много вы ему должны, папенька?
О б р о ш е н о в. Много. Не разделаться всю жизнь. Все по распискам; уж некоторым и срок вышел. Надо его укланять как-нибудь, чтобы, вместо денег, хоть документ взял на год сроком. Будем выплачивать понемногу.
А н н а  П а в л о в н а. Вот несчастие-то!
О б р о ш е н о в. Пугнул я его, а теперь уж и самому страшно. Кругом я обязан человеку, пропасть должен, - и вдруг выгнал из дому, убить хотел. Кого? Благодетеля своего.
А н н а  П а в л о в н а. Он, папенька, стоил этого.
О б р о ш е н о в. Стоил-то стоил. Его б отсюда не в дверь, а в окно надо было проводить! Да то-то вот, Аннушка, душа-то у меня коротка. Давеча погорячился, поступил с ним, как следует благородному человеку, а теперь вот и струсил. Бедность-то нас изуродовала. Тебя оскорбляют, ругаются над детьми твоими, а ты гнись да гнись да кланяйся. Покипит сердце-то, покипит, да и перестанет. Вот что я сделал дурного? Вступился за дочь, выгнал невежу вон. Что ж бы я был за отец, если б этого не сделал? Кто ж допустит такое нахальство в своем доме? Стало быть, я хорошо сделал, что прогнал его; а у меня вот от страху ноги трясутся. Вот так и жду, что он пришлет за мной. А ведь надо будет идти; упрямиться-то нельзя; надо будет кланяться, чтоб пообождал немного. А сколько брани-то я от него услышу! Как в глаза позорить-то станет! А мне и языком пошевелить нельзя. Нагни голову да слушай! Уж он теперь дома, - далёко ль ему, только через улицу перейти. Пришлет! Чувствует мое сердце, что пришлет!

Входит молодец от Хрюкова.

Ты зачем?
М о л о д е ц. Филимон Протасьич приказали вам сейчас прийти к ним.
О б р о ш е н о в. Зачем?
М о л о д е ц. Это, выходит, я не знаю; а только приказывали, чтоб сейчас.
О б р о ш е н о в. Что ж! Надо идти. Право, лучше идти. Скажи, что сейчас буду.

Молодец уходит.

Подай шляпу!

Верочка подает.

Пойду!

Входит Гольцов.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Оброшенов, Анна Павловна, Верочка и Гольцов.

О б р о ш е н о в. Вот, Саша, беда у нас, право беда!
Г о л ь ц о в (не слушая). Денег не достали-с?
О б р о ш е н о в. Какие тебе деньги! С меня с самого долг тянут. Вот сейчас иду умаливать, чтоб подождали.
Г о л ь ц о в (схватывается за голову). Ах, боже мой!
О б р о ш е н о в. Что ты, Саша, что ты?
Г о л ь ц о в. Сейчас письмо получил-с.
О б р о ш е н о в. Какое?
Г о л ь ц о в (тихо). Этот помещик, чьи я деньги затратил, через два дни будет в Москве.
О б р о ш е н о в. Ничего, Саша, ничего! Не тужи! Вот я сбегаю по своему делу, а ты тут подожди меня, поболтай! Старайся не думать! Забудь об этом! А я ворочусь, потолкуем: может быть, что и придумаем. Ну, прощайте! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Анна Павловна, Верочка и Гольцов.

В е р о ч к а (целуя Гольцова). Здравствуй, Саша! Ты уж и не видишь меня.
Г о л ь ц о в. Здравствуй, Верочка! Извини! Что же, Анна Павловна?
А н н а  П а в л о в н а. У меня сейчас в руках были триста рублей, да я их сама назад отдала.
Г о л ь ц о в. Что же вы сделали! Ведь я погибаю.
А н н а  П а в л о в н а. А вы бы послушали, с каким гнусным предложением мне их давали!
Г о л ь ц о в. Неужели-с? Ну, разумеется, взять нельзя-с. Кто же это?
А н н а  П а в л о в н а. Старик Хрюков.
Г о л ь ц о в. Вы бы ему в лицо их бросили!
А н н а  П а в л о в н а. Я так и сделала.
В е р о ч к а. Что такое вы про Хрюкова говорите? Я не понимаю ничего.
А н н а  П а в л о в н а. Нечего тебе и понимать-то, душа моя.
В е р о ч к а. Что он такое обидное тебе сказал? Папенька рассердился, ты тоже.
А н н а  П а в л о в н а. Совсем не нужно тебе знать этого, Верочка.
В е р о ч к а. Сестрица, голубушка, скажи!
А н н а  П а в л о в н а. Ну, изволь! Он хотел, чтоб я пошла к нему в экономки.
В е р о ч к а. Ах, сестрица! Как же он смел! Ведь это все равно что в услужение идти и жалованье от него получать?
А н н а  П а в л о в н а. Ну да, да!
В е р о ч к а. За дело его папенька прогнал.
А н н а  П а в л о в н а. Так вот, Александр Петрович! А мы ему должны очень много; он теперь деньги требует. Вот какое положение.
Г о л ь ц о в (тихо). А мое-то положение! Знаете ли, я давеча было за бритву ухватился.
А н н а  П а в л о в н а. Что вы! Что вы! А Верочка-то?
Г о л ь ц о в. Только она-с, а то бы кончено дело.
А н н а  П а в л о в н а. Что вы! Страшно слушать.
Г о л ь ц о в. А каково мне будет, как выгонят из суда, да осрамят на всю Москву, да судить будут, как вора!
В е р о ч к а. Что вы шепчетесь! Должно быть, что-нибудь нехорошо, что вы шепчетесь?
А н н а  П а в л о в н а. Ты сама знаешь, что дела наши очень плохи.
В е р о ч к а (хватаясь за Гольцова). А он! С ним ничего не будет? Он с нами останется?
Г о л ь ц о в (закрывая лицо руками). Я не знаю, Верочка, где я буду.
В е р о ч к а (кидается ему на шею). Саша! Саша!

Голос Оброшенова за сценой: "Молитесь богу! Молитесь богу!" Вбегает.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Анна Павловна, Верочка, Гольцов и Оброшенов.

О б р о ш е н о в. Молитесь богу! Молитесь богу!
А н н а  П а в л о в н а. Что вы, папенька?
О б р о ш е н о в. Аннушка! Аннушка! (Гольцову и Верочке.) Вы! Становитесь! Оба становитесь на колени! И я стану. (Хочет становиться на колени.)
А н н а  П а в л о в н а. Папенька, что вы делаете?
О б р о ш е н о в. Ты наша спасительница! Ты! Нет, еще не все! Что же я обрадовался! Еще не все. Нет, я стану перед тобой на колени.
А н н а  П а в л о в н а. Ах, папенька! Что вы это! Зачем?
О б р о ш е н о в. Просить тебя, просить великое дело для нас сделать. И вы становитесь! Вот она! Она одна может.
А н н а  П а в л о в н а. Я ничего не понимаю.
О б р о ш е н о в. Нет, я стану... Это стоит, чтоб стать на колени. Злодей твой не станет того просить, что отец просить будет.
А н н а  П а в л о в н а. Вы меня пугаете.
О б р о ш е н о в. Будь тверже, Аннушка, будь тверже! Хрюков просит руки твоей и двадцать тысяч на приданое дает! Падайте! Аннушка! Падаем, падаем к ногам твоим! (Хочет стать на колени.)
А н н а  П а в л о в н а (удерживает его). И вы думаете, что я откажусь? Вы боитесь, папенька? Нет. Вы больны, вы стары: вам нужен покой. А вы для нас работаете, убиваете последние силы... Я буду иметь возможность ходить за вами, покоить вас, баловать, как малого ребенка... и вы подумали, что я откажусь от этого! (Обнимает Верочку.) И ее, мою куклу, я могу рядить, во что мне захочется, могу ее тешить, доставлять ей удовольствия... И я откажусь! Папенька, что вы! Я умереть для вас готова, только бы вы были счастливы!
О б р о ш е н о в. Да, да, да! Я так и знал. Вот она дочь-то какая! Вот с такими дочерьми хорошо жить на свете! Ну, спасибо тебе! Спасибо! (Целует ее.) Вот я здоров и весел. Я и плясать буду на твоей свадьбе.
В е р о ч к а. А что ж он давеча-то говорил: в экономки?
О б р о ш е н о в. Да, да! Я его бранил за это. Ужас как бранил! А он говорит: я шутил, я только испытать хотел. Я, говорит, уж давно жениться задумал за непочтение детей. И много невест смотрел, да все не по сердцу; а твоя по сердцу пришла. А это, говорит, я шутил, шутил; пусть не сердится: я шутил с ней.
В е р о ч к а. Что это с нами все шутят?
А н н а  П а в л о в н а. А вот, Верочка, будем жить богато да весело, а главное, не будем ни в ком нуждаться, так перестанут над нами шутить.
О б р о ш е н о в. Перестанут, милые мои, родные мои, перестанут!


1864

Hosted by uCoz